Закон Вебера. Я сказал, что интенсивность ощущения возрастает медленнее, чем вызывающее его раздражение. Если бы не было вовсе порога и если бы каждый равный прирост раздражения вызывал равный прирост в интенсивности ощущения, то простая прямая линия, а не кривая могла служить графическим изображением отношений между этими двумя величинами. Пусть горизонтальная линия (рис. 1) служит шкалой для интенсивности раздражения: при 0 пусть всякая интенсивность раздражения отсутствует, при 1 = единице и т. д.
Рис. 1
Пусть перпендикуляры, восстановленные из точек деления 1, 2, 3 на шкале до пересечения с наклонной, означают соответствующие степени ощущения. При 0 не будет никакого ощущения; при 1 ощущение будет выражаться линией S1–1, при 2 – линией S2–2 и т. д. Линия S1, S2, S3 будет возрастать равномерно, ибо, согласно нашей гипотезе, вертикальные линии (ощущения) возрастают прямо пропорционально горизонтальной (раздражения). Но в природе, как мы уже сказали, ощущение возрастает медленнее раздражения. Если каждый шаг вперед в горизонтальном направлении равен предшествующему, то каждый шаг по вертикальному направлению вверх должен быть несколько короче предыдущего – и линия ощущений будет выгнутой кривой.
Рис. 2
Рис. 2 соответствует порядку вещей в природе. 0 означает пункт, где раздражение отсутствует, и сознательное ощущение, означаемое кривой, начинается лишь по достижении раздражением порога в пункте 3. С этого пункта ощущение все более и более возрастает, но с каждым шагом все медленнее и медленнее, пока, наконец, не достигнута высшая точка – когда кривая приближается к прямой.
Точная формулировка закона отставания ощущения от раздражения приписывается Веберу, ибо он первым открыл его при определении тяжести. Я приведу сделанную Вундтом характеристику этого закона и фактов, на которые он опирается:
«Всякий знает, что в тихую ночь мы замечаем звуки, ускользающие от нашего внимания при дневном шуме. Еле слышное тиканье часов, шум ветра в дымовой трубе, легкий скрип стульев в комнате и тысячи других едва заметных звуков достигают в то время нашего слуха. Всем также хорошо известно, что среди шумной уличной сутолоки или среди железнодорожной суматохи мы не только иногда не слышим того, что нам говорит сосед, но и не можем различить звуков собственного голоса. Звезды, кажущиеся наиболее яркими ночью, днем невидимы; и хотя луна видна в дневное время, она кажется гораздо более бледной, чем ночью. Всякий, кому случалось переносить тяжести, знает, что, прибавив к фунту тяжести в руке другой фунт, он сейчас же почувствует разницу, между тем как прибавка одного фунта к 100 фунтам совершенно неощутима…
Бой часов, свет звезд, давление тяжестей служат раздражениями для наших чувств, и притом раздражениями, интенсивность которых остается постоянной. Чему же научают нас приведенные выше опыты? Очевидно, тому, что одно и то же раздражение, смотря по обстановке, в которой ему приходится воздействовать на нас, будет ощущаться то интенсивнее, то слабее, а то и вовсе не будет ощущаться. Какого же рода должно быть изменение в окружающей обстановке, чтобы изменилась интенсивность ощущения? При внимательном наблюдении мы замечаем, что это изменение всегда бывает одного и того же характера. Тиканье часов представляет для нашего уха слабое раздражение, которое, взятое в отдельности, мы воспринимаем ясно, но не слышим наряду с сильными раздражениями в виде грохота колес и других дневных шумов. Блеск звезды служит раздражением для глаза. Но это раздражение вместе с сильным раздражением дневного света становится неощутимым, хотя мы ясно различаем его наряду с еще более слабым светом сумерек. Тяжесть представляет раздражение для кожи, мы его ощущаем, когда оно присоединяется к равному предшествующему раздражению, но оно становится неощутимым наряду с раздражением в 1000 раз большим…