То есть что? Объект опаски вовсе не обязательно есть то, чего ты на самом деле боишься. Это может быть, например, и просто презираемое тобой нечто. Но ведь и в этом случае есть чего беречься – скажем, чтобы с ним, тем нечто, не столкнуться ближе, чем твоему презрению ещё приемлемо.
Так что различаем простое отслеживание, и оформленное в опасаемость.
6. Существует также понятие помехи. Просторечно "помеха" – это объект из внешнего, к которому у тебя – разовое чувство неприятия. Из-за его вмешиваемости во что-то из тебя истекающее. В какой-либо твой поведенческий акт, более или менее глубинный.
Ещё просторечье под помехой понимает и самý по себе вмешиваемость в твои дела – с её негативны результатом. Саму вмешиваемость, без вычленения вмешивающегося объекта. Иногда саму вмешиваемость, иногда объект, – как когда.
Что же до нáшей теории, то помеха понимается в смысле самого того чувства, которое – как негатив – испытываешь в отношеньи внешнего. Из-за какого-либо своего дела, с коим внешнее недостаточно состыкуется. Впрочем, в быту иногда таки тоже говаривается, что, мол, чувствую помеху – в подразумевании испытываемости негативного чувства соответственной специфики.
Итак, помеха понятийно важна нам как элемент психонаполнения! Как чувство, конкретней будь сказано. Чувство помехи! Выступающее элементом негативного психогнёта. Это прежде прочего – понятийно возможного в связи со словом "помеха". С тем что порой будем говорить и о помехоиспытывании, в коем как понятии – и наше чвство помехи, и имение её как явления.
Всё это описываемое преисполнено практического значения. Ведь когда у вас чувство помехи, значит, обязательно есть некая направленная делательность, в которой тогда пребываете. Она-то и заставляет испытывать помеху – как адресное негативное чувство. Заставляет, иногда не будучи для вас даже явной. Тогда, если нечто мешает – ищите: найдёте связанное с ним делопроизводство своё, разберётесь с последним – в его припусках, и перестанет мешать то мешавшее.
Только помнить, что делопроизводство может быть весьма абстрактным и надуманным, так что и сообразить его – как таковое – трудно. Но надо! Припуски же необходимо увеличивать – в порядке пересмотра делопроизводства. Чтоб они начали вмещать мешающий агент. Вот так, в качестве одного из возможных психометодистских вариантов.
4. Прочие наполнители бесконечного множества чувств
1. Есть два весьма специфических чувства. Чувства слабости и поднасильности. Слабость здесь в смысле áдресной слабости. Слабости твоей по отношению к чему-то из жизни, оборачивающейся непоступаемостью с ним так, как надо. Специфическое чувство уступаемости ему!
Психомеханика образуемости этих чувств в человеке – несколько отлична от обычной для чувств. Плюс имеют они значительный "удельный вес" как инструментальные чувства, участвуя в качестве виртуальных "кирпичей" в лепке нами своих комплексных жизненных переживаний. Что в сумме и делает эти два чувства достойными – психотеоретизационного разбора.
Жизненные переживания – это психополоса сменных чувств. И слабость с поднасильностью обозвали мы виртуальными "кирпичами" потому, что по возникновении конечного сложносоставного чувства – типа любви к женщине или обиды на близкого человека, – подобные "кирпичи" совершенно теряют самостоятельность, растворяясь друг в друге до выступленности общим монолитом – который и оказывается тем сложносоставным чувством. То есть в "монолите" том – те "кирпичи" нельзя уже нам различить автономными отдельностями, как это возможно в простой кирпичной кладке, – на то он и получившийся психомонолит, чтобы так было.
Чувственное себе отражение производимого над тобой насилия – вот что такое поднасильность. И входит она в негативный гнёт. А слабость своя пред чем-то, как чувство, может классифицироваться промежуточным гнётом.
Слабость замешана на себепозволении. Как внутреннем акте, похожем на самоотдавание. В том смысле, что тоже совершаешь направленное действие над самим собой, как чистая-то субъектность. Да и суть того действия – в принципе та же. Только в себепозволении – самоотдавание на ступень больше засвечивается. То есть, более откровенная форма самоотдавания, вот что такое себепозволение! Ибо в нём – твоё двойнóе самоотдавание, если можно так сказать. В конечном счёте оказывающееся не просто твоей себя уступившестью чему-то, а уступившестью тому, чему – как тогда хорошо знаешь! – себя нельзя уступать, из-за его негодности. То есть реализуется "два в одном": прóсто отдаёшь себя сначала – чему-то жизненному, а затем ещё отдаёшь себя как отдавшийся! В смысле, что отдельно отдаёшься ещё и негóдности того жизненного, коему сначала – по типу "не глядя!" – отдался. Точнее, отдаёшься определённому вреду, из-за той негодности наличному. Например, позволяешь себе съесть мороженое при нездоровом горле. Значит, испытал чувство слабости перед деликатесом (ну или перед пищеварительной системой), и дал тому чувству ход. Согласившись на вред здоровью.
То есть что? Простым самоодаванием – надставляешь свою жизнь в её "массе", делая ту массу на элемент большей. Ну, как чистая субъектность – так сказать выворачиваешь себя в элемент жизни. Здесь же, при себепозволении, вдвойнé выворачиваешь себя ради такого элемента. Только и всего.
Итак, жизненаполняемость не просто, а именно та, что нуждается не только в общем, но и специальном позволении. То бишь слабость есть позволение себе "послать" обстоятельства там, где позволить нельзя. Одной рукой придвигается то, что отодвигается другой! Это фигурально выражаясь. Такое уж человек – как воплощённая психика – внутренне противоречивое образование. Если иметь в виду обы́чного человека, разумеется...
Почему слабость перед чем-то – ещё и чувство, помимо что описанный внутренний акт себепозволения? Ну, наша внутренняя оборотившесть конкретносмысленностью себепозволения, да в наведённом фоне запрета этой смысленности, – неизбежно ведь такое должно что называется, выглядеть – как-то для нас внутри нас, и вот эта "выглядящесть" достаточно сложносоставна, чтобы психотеоретизационно зачислять её в разряд чувств. Специфическое чувство, коим оборачивается внутренняя пойдённость на позволение себе чего-то одного жизненного – против логически более правого другого.
Осуществляет в себе и испытывает слабостей обычный человек массу. Всевозможные уступки жизненным обстоятельствам, компромиссы с людьми и множественное прочее тому подобное – всё это, как правило, бывает у людей на базе именно слабости. Хотя в принципе может быть и на иной базе, вплоть до противоположной. Вполне ведь, в организовке компромисса, возможно исходить от избытка внутренней силы! Сила жизнесотворения, жизнетворящая сила, – тáк внутрисубъектно является нам то, что физиологи называют нервной энергией человека. Но если подспудно чувствуешь за собой её недостáток, так это как раз провоцирует слабости – ведь недостатком тем определяешь себя неспособным блюсти свои общие требования – к себе и жизни. Или сказать, к жизни и себе – как её части.
Ежели обстоятельства жизни приводить к "общему знаменателю", то чувства слобости не возникает. Не возникает его – как воплотителя идения на поводу у одних обстоятельств перед другими. Как правило, идёшь на поводу у подворачивающихся чáстных обстоятельств, а те, пéред коими так идёшь – обычно общие обстоятельства. Заключающиеся к примеру в том, что нельзя врать. Почему нельзя – это я оставляю здесь "за кадром". Важно что многие жизнь как "макрообстоятельство" трактуют именно так, в одной из возможных оценочных частностей. Макрорасклад жизни человеческой утверждает для них именно это – в их понимании его. Понимание такое берётся из книг и прочих элементов культуры, но в первую всё же очередь – из ни с чем не связанного чувства на базе интуиции, которой каждый связан с жизнью – как явленностью – напрямую, минуя человечество. И вот, "подворачивается" частное обстоятельство – что потерпишь потери от оппонента, ежели ему не соврёшь. И если тут внутренняя сила оценивается подспудом недостаточной для претерпения тех потерь, то то и можешь ты тем запасть в чувство слабости – на предмет соврать. Тем фактически уступая тому оппоненту!