За несколько лет до того та же самая сила, которая вынудила тибетцев оставить свою страну, заставила меня покинуть мою, и я тоже нашла временное убежище в Швейцарии. Там пробудился мой интерес к восточным мистическим традициям. Там же я впервые встретилась с Далай-Ламой. С тех пор я часто знакомилась с тибетцами, которые странным образом были благодарны этой «злокозненной» силе, которая свела нас вместе. Вот, на мой взгляд, потрясающий пример возможности проверить на практике это «преобразование мысли», которому учат тибетцы, и захватывающая дух демонстрация многомерного характера всякого события.
Совершенно спонтанно я одновременно стала заниматься трудами Юнга и тибетским буддизмом, и в том и в другом случае вследствие ряда одновременных событий. Обе системы сразу же оказали на меня определяющее влияние, и я совершенно интуитивно почувствовала, что каким-то образом они должны быть связаны между собой, ЧТО их связи имеют глубокий смысл, даже если эти системы укоренились в очень разных традициях и получили t вое развитие при весьма различных внешних обстоятельствах.
Я постараюсь рассмотреть здесь главные аспекты юнгианской психологии и тибетского буддизма. Речь идет о темах огромного масштаба и великой сложности, как в теории, так и на практике, и на эту тему уже были опубликованы значительные труды. Поэтому мое исследование ограничено некоторыми вопросами, которыми занимался Юнг, и отношением алхимии к своим собственным результатам. Разговор о буддизме сосредоточится на тантрическом буддизме и его соотношении с юнговской психологией. Но мне было бы трудно рассматривать тантрический буддизм в отрыве от более обширного контекста тибетского буддизма вообще. Поэтому я также даю Краткий очерк тибетского буддизма. Я избрала тему тантрического буддизма и его взаимоотношения с юнгианской психологией, потому что эта частная форма буддизма представляется мне наиболее тесно связанной с вопросами и проблемами, которые занимали Юнга на протяжении всей его жизни,— и, прежде всего, процесс расширения сознания и духовного преображения. Юнг описывал этот процесс как «замечательный опыт становления сознании, предоставленный природой человеческому роду, который объединяет в общую задачу самые разнообразные культуры».
Несмотря на свою глубокую сложность и свою эзотерическую природу, тибетский буддизм по самой своей сущности является психологической и этической системой. И в противоположность другим философским теориям и духовным концепциям, пришедшим к нам из Азии, тантрический буддизм представляет собой прежде всего живой процесс, заполняющий ту пропасть, которая разделяет наши самые заветные чаяния тайны — в ее символических и духовных измерениях — требования нашего существования в мире, которые беспрестанно принуждают нас не находить в жизни никакого другого смысла, кроме простого факта жизни.
Я надеюсь, что мне в итоге удастся прийти к решениям по некоторым рассматриваемым вопросам и наглядно продемонстрировать взаимоотношения обеих систем. Я надеюсь также суметь показать возможность примирения древней восточной духовной дисциплины с современном западной психологической системой, причем примирение но будет плодотворным и многозначным.
ГЛАВА I. БУДДИЗМ
Некогда в одной далекой стране жил принц со своей прекрасной супругой и юным сыном. Звали его Сиддхартха Гаутама, и всю свою жизнь он провел в большом дворце, из которого, согласно воле своего отца, пи разу не выходил. Царь, его отец, в самом деле хотел предохранить своего наследника от зрелища нищеты вешнего мира и предоставить ему возможность наслаждаться всеми земными удовольствиями. И Сиддхартха во всей полноте вкушал эти радости жизни.
Однако в один прекрасный день он ослушался воспрещения своего отца покидать дворец. В сопровождении своего возницы и преданного спутника Чанны он прошел чрез врата дворца и вступил в полный неожиданностей мир. Он поочередно повстречал старца, пожилого больного человека и покойника — три реальности, которые до той поры были ему совершенно неведомы. Он спросил у Чанны, видел ли тот раньше подобные вещи, и Чанна отвечал ему, что старость, болезнь и смерть суть жребий каждого и всякого. Впервые в своей жизни Сиддхартха был поражен стрелой нового сознания: страдание всего человечества, которого никто не может избежать. Четвертая встреча, случившаяся Сиддхартхе, должна была стать решающей: он столкнулся с паломником, святым странником. Больше у Сиддхартхи выбора не было; его влекло непреодолимое призвание: он тоже должен был покинуть отчий дом, свое царское бытие и все свои привязанности, в том числе своих родителей, очаровательную супругу и маленького сына.