Когда гигантские птицы, стальные птицы с ревом перенесли тибетцев в лоно нашего мира, это не было лишь исполнением пророчества: это был момент синхронности между миром разума и миром материи. Птицы, символы свободы, в металлическом обличий становились колесницами необычайных существ, посланников в разуме и сердце настоящей духовной свободы в совершенно живой и реальной форме. Стальные птицы несли птиц небесных...
CODA
Крайне трудно понять тантрический буддизм, но еще труднее о нем писать, ибо основы этого учения зиждутся не на умении или умозрительном знании, но на индивидуальном опыте. То же самое можно сказать и о творчестве Юнга. Поэтому я с болью признаю недостатки, упущения и неизбежные искажения, которые должны содержаться в этой книге.
С самого начала я вполне отдавала себе отчет в том, что ставлю перед собой весьма амбициозную задачу, принимая в расчет бескрайние масштабы выбранной темы. Более того, она меня ужасала. Казалось просто невозможным охватить весь предмет целиком, рассматривая одновременно духовный аспект вопроса и его динамический, эволюционный и постоянно меняющийся аспект; мой опыт знакомства с каждой из этих двух систем касался в основном этого второго аспекта.
Переполняемая подобными мыслями, я долго не могла заставить себя приняться за труд. Глубоко внутри я хорошо представляла себе, какую именно работу должна выполнить, но была неспособна выразить ее словесно. Именно тогда мне приснился сон, в котором мягкий голос прошептал мне: «Самость и Падма». Самость и Падма — западный символ и восточный символ духовного развития и полноты разума — это и была вся моя будущая книга. Что еще к этому добавить? Все было сказано этими тремя словами. Но это было только начало. И этот сон был для меня знаком, что пора уже садиться за письменный стол. Немного времени спустя я решилась — и пустилась в большое плавание. Это действительно было самое настоящее путешествие — долгое, тяжкое и многотрудное; бывали моменты, когда я предавалась отчаянию, бывали моменты бурного восторга. Вскоре я поняла, что акт написания и построения этой книги подобен процессу медитации. Еще он был похож: на алхимический опус, начинаясь с масса конфуза (бесформенной массы) и выводя через разнообразные этапы к окончательной ясности в самой своей сущности. И во время этого пути, по мере того, как произведение приобретало более четкие очертания, мне постепенно открывался его внутренний смысл.
Итак, после продолжительного странствования по этой долгой и изнурительной дороге, порой теряя ее и обретая снова, охватываемая то досадой, то восторгом — в зависимости от ее поворотов и изгибов, я вернулась к исходной точке; и на сей раз послание было глубоко начертано в моем разуме и моей душе: САМОСТЬ И ПАДМА.