Как-то я привел к нему мою подругу. Алехандро ничего о ней не знал. Я только диву давался, глядя, как он, не дожидаясь ее вопросов, по двум лишь фразам, оброненным после того, как она вытащила карты, излагает суть ее проблемы.
В общем, неудивительно, что наш герой вызывает благоговение и преклонение.
Король Ходоровски царствует, окруженный толпой восторженных подданных. «Мистическое кабаре» заменяет им мессу. Некоторые уже много лет помогают ему на представлениях и с поистине религиозным рвением поддерживают самые странные идеи своего учителя.
Думаю, тут следует уточнить, что сам я не принадлежу к обожателям Алехандро. Наша беседа прежде всего дружеская. Именно поэтому я временами отношусь к его словам с некоторым здоровым сомнением, и именно поэтому он старается яснее сформулировать для меня свои мысли.
Его невыносимый блеск обычно завораживает и восхищает, но он же может вызывать недоверие и даже раздражать – сколь бы ни были точны его предвидения, они порой чрезмерно резки или кажутся преждевременными. Глядя, как на представлениях «Мистического кабаре» он проводит сеансы одновременной блицтерапии и за один вечер, набросав генеалогическое древо и слегка присолив его психомагией, виртуозно распутывает клубки давних психологических проблем, хорошо подготовленный и оттого сохранивший способность критически мыслить зритель будет постоянно колебаться между восторгом и скепсисом, изумлением и недоверием.
Восторг и изумление – от великолепной работы не знающего себе равных актера, от его способности поддерживать накал и направлять в нужное ему русло энергию пятисот зрителей, от снайперской меткости его наблюдений – от всего этого порой просто перехватывает дыхание. Недоверие же и скепсис возникают оттого, что эти представления, наполненные смехом и переживаниями, представления, во время которых человеческие язвы бесстыдно обнажаются, а исцелением выставленных на всеобщее обозрение комплексов и травм занимается некий гуру, умело сочетающий прозорливость с преувеличенной благожелательностью, – эти представления суть первые ласточки нового жанра, аналитико-духовного реалити-шоу. Поэтому зритель выходит из «Мистического кабаре» одновременно уверовавшим и усомнившимся, спрашивая себя, насколько действенной окажется вся эта артистическо-терапевтическая мешанина и как долго продлится эффект от нее.
Есть что-то от шулерства и от трюков ярмарочного знахаря во всем этом действе, именуемом священным мошенничеством. Но без этой грани, без этой личины «трансцендентного шарлатана» не существовало бы личности Ходоровского, и служит она только одному – его редчайшей способности к состраданию. Можно сказать, что Алехандро есть бодхисатва под южноамериканским соусом. Очень, очень острым соусом…
Невозможно стать «священным мошенником» просто потому, что очень этого захотелось, под невоздержанностью и видимой развязностью этого не вписывающегося ни в какие рамки артиста скрывается точность, почти педантичность – довольно, правда, специфическая – вкупе с неиссякаемым творческим потенциалом, поэтическим видением и, я убежден, добротой.
Потому что у нашего героя чистое сердце. Ходоровски, безусловно, король, но он не злоупотребляет своей почти абсолютной властью, дарованной ему его многочисленными подданными. Его Величество сам себе шут, он не боится подвергнуть сомнению свое учение и делает это с юмором. Хотя он не отталкивает своих обожателей, но и становиться кумиром у него нет ни малейшего желания. Исключительно бескорыстный – я не раз убеждался в этом, – Ходоровски еще и, на мой взгляд, удивительно разумен, отдает себе отчет в том, насколько велики его возможности и где им положен предел. Ему повезло приблизиться к настоящим учителям, таким как японец Эхо Таката – он ознакомил Ходоровского с медитативной практикой дзадзен, словно оставил на нем свое клеймо. Но не поэтому Алехандро ограничивается званием гуру только в самом точном и благородном значении этого слова, он, скорее, благодушный и беспокойный дух, с которым каждый может пройти отрезок своего пути.
– Подрасти немного, – сказал однажды Ходоровски своей двадцатилетней дочери Эухении.
Она тут же возразила:
– А ты немного уменьшись!
То, что сам Алехандро не без гордости цитирует остроумный ответ дочери, многое говорит о моем друге.
Лицемерный правдолюб, дерзкий фигляр, который просит лишь одного – молча преклонить голову перед тем, кто его превзошел, Ходоровски принадлежит к категории сумасшедших мудрецов. Этот загадочный клоун вызывает то восхищение, то мгновенную неприязнь (а иногда и то и другое вместе), и много выиграет тот, кто узнает поближе всю глубину и неисчислимые богатства его души.