Некоторое время они молчали. Путешествие по реке не было таким приятным, как обещало быть вначале. Так же раздражающе на майора Маршанта подействовало и то, как Гаррисон воспринял серебристый “мерседес”, уже ждущий у взлетно-посадочной полосы, едва шасси огромного самолета коснулись дорожки. Он даже не улыбнулся на восклицание Маршанта, когда его и майора позвали к машине, хотя они еще не прошли через послеполетную рутину. Затем были краткие, типично немецкие рукопожатия у борта самолета. Маршанту показали на заднее сидение автомобиля, в то время как одетый в униформу шофер взял из рук Гаррисона белую палку и помог ему устроиться на переднем сидении. Но ведь именно Гаррисона хотел видеть этот таинственный немецкий промышленник. Тем не менее майор Маршант никак не мог понять, насколько маленькая роль отводилась ему.
Но вскоре ему пришлось обнаружить собственную незначительность. Когда огромный бесшумный серебристый “мерседес” выехал в сторону Ганновера, Кених, полуобернувшись, обратился к Маршанту:
— Извините, господин майор, в каком отеле вы хотели бы остановиться?
— В отеле? — брови Маршанта взметнулись вверх. — Боюсь, вы ошибаетесь, господин Кених! Мы должны остановиться в качестве гостей Томаса Шредера в его поместье в Харце.
— О, нет, господин майор. Это как раз вы ошибаетесь. Капрал должен остановиться там. А на ваш счет не было сделано подобных распоряжений. Возможно, сообщение было послано, но, очевидно, слишком поздно.
— Но, я...
— Полковник проинструктировал меня доставить вас в Ганновер в отель “Интернационал”. Ваше проживание там будет полностью оплачено. Берите все, что вам нужно. Если вы захотите что-то еще, спросите. Если не будет этого, требуйте, для вас найдут. Желаю вам приятно провести время. Разумеется, отель “Интернационал” принадлежит полковнику.
— Но... — Майор сегодня весь день говорил “но”.
— Ваш багаж прибудет в отель почти сразу после вас. Я надеюсь, вы останетесь довольны. — Кених любезно улыбнулся через плечо.
Сидя на заднем сидении, Маршант в конце концов взорвался:
— Сам начальник военной полиции приказал мне сопровождать капрала Гаррисона и действовать в его интересах. Я не могу понять, как...
— Его интересы будут соблюдены. В этом я вас могу заверить, — ответил Кених.
— Вы заверяете меня? Вы всего лишь шофер вашего хозяина и...
— И он уполномочил меня говорить от его лица, — Кених снова улыбнулся. — Как бы то ни было, полковник уже переговорил с вашим начальником военной полиции. Менее часа тому назад они разговаривали по телефону.
— Они разговаривали? Полковник, вы говорите... Но что общего имеет этот полковник с мистером Шредером?
— Это одно и то же лицо! — сказал Кених. — Я думал, вы знаете. Возможно, вас не слишком хорошо проинформировали.
— О, — произнес Маршант и нырнул обратно в глубокую роскошь сидения. Теперь его голос был гораздо спокойнее. — Да, пожалуй, вы правы. Похоже, я действительно не слишком хорошо был проинформирован. Итак, господин Шредер был полковником?
— Был? — Кених повернулся и без улыбки уставился на него. Его глаза превратились в холодные бусинки. — Он и сейчас есть, господин майор. Для некоторых из нас он всегда будет...
Высадив майора, они остановились на автостраде около Хильдесхайма.
— Я вижу, вам не очень нравится эта белая палка, отлично, оставьте ее в машине, — сказал Кених. — А теперь дайте мне вашу руку.
Он провел Гаррисона в ресторан к двери с табличкой “М” и, пока капрал отвечал зову природы, заказал напитки и шницель. Когда Гаррисон вышел из туалета, Кених встречал его у двери.
— Ну как, было трудно? — спросил он.
— Что, помочиться?
— Нет, — усмехнулся немец, — найти путь обратно из туалета.
— Не особо, — Гаррисон пожал плечами. Он почувствовал, как его спутник одобрительно кивнул.
— Хорошо! — Кених взял его за локоть. — Видите, полковник был прав! Он сказал, что эти так называемые средства помощи, белые палки и повязки, все просто запутывают.
Он провел Гаррисона к столу и помог ему сесть на стул.
— А что он за человек, ваш полковник? — спросил капрал, устроившись поудобнее.
— Ну, вы знакомы с ним.
— Боюсь, слишком недолго. И обстоятельства были... — лицо Гаррисона скривилось, — ., трудные.
— Да, конечно, — сказал Кених.
Гаррисон кивнул.
— События того дня для меня все еще, как в тумане. Расплываются в голове. Наверное, они навсегда останутся такими.
— Я понимаю, — сказал Кених, — ну, полковник — человек, которого уважают. Люди, совершенно незнакомые, когда встречают его, то сразу же ему подчиняются. Он обладает властью, силой. Он изумительный офицер и изумительный человек. Нет, это не совсем правильно. Согласно букве закона, он, возможно, очень плохой человек по единственной причине — он не платит налоги. Или платит ровно столько, сколько желает платить. Понимаете, он не особо лояльно относится к законам и правилам, которые установлены другими.
— Он мне уже нравится, — Гаррисон рассмеялся.
— О; он вам обязательно понравится. По-моему, у вас много общего.
— А чем он занимается? — спросил Гарри-сон. — То есть, я знаю, он промышленник... — он замолчал, прислушиваясь к звяканью стаканов, когда официантка принесла им напитки.
— Она хорошенькая, — прошептал капрал, когда она ушла. — Молодая и много улыбается.
— Откуда вы знаете? — шепнул ему в ответ Кених.
— Только молодые улыбчивые девушки пользуются такими духами, — ответил Гаррисон. — К тому же, ее бедро прижалось к моему очень твердо и приветливо!
Немец засмеялся и кивнул.
— И снова полковник прав. Он говорит:
"Слепота, это только термин для отсутствия зрения”. Он также говорит, что этот термин еще используется как синоним к словам идиот, кретин или овощ. Вы слепы, капрал Гаррисон, но вы не овощ!
— Вы можете звать меня Ричард, Вилли, — Гаррисон громко засмеялся.
— Нет, — немец затряс светловолосой головой. — Это не будет правильно. В конце концов я всего лишь хорошо воспитанный человек моего господина. Это принизило бы вас. Я также не буду называть вас капралом, это тоже должно принижать вас. Видите ли, я был фельдфебелем! Нет, я буду называть вас “сэр", по крайней мере, когда слышат другие.
Гаррисон вздохнул и с издевкой покачал головой в притворном молчании.
— Господи, — сказал он, — опять то же дерьмо! Сегодня я один раз уже прошел через него с Маршантом.
— Правда? — брови Кениха поползли вверх. — Да, я подозревал что-то в этом роде. Ну, полковник не такой.
— Вы рассказывали мне о нем, — подсказал Гаррисон.
Кених кивнул, словно Гаррисон мог видеть.
— Думаю, он не возражал бы, что мы его обсираем. Он стал полковником в конце войны. Как и многие молодые офицеры. Я был его самым юным подчиненным, не получившим офицерского звания, его ординарцем, если хотите, хотя на самом деле я был его телохранителем. Мы были членами... — он замолчал.
— СС?
— Замечательно! — произнес Кених. — Да, СС. Это наводит на вас ужас?
— Нет, а что, должно?
— Многие люди все еще относятся к этой организации по-глупому, особенно немцы!
— Ну, я ведь военный полицейский, по крайней мере еще неделю или две. Я много читал об СС. В ней было и хорошее, и плохое. Как во всех армиях, во всех войсках и полках.
Кених усмехнулся. Его веселость отразилась в голосе.
— Королевская военная полиция и СС — это два совершенно разных понятия, могу вас заверить! — произнес он, выговаривая слова медленно и четко.
— Да, я знаю это, — ответил Гаррисон. — Но у меня такое чувство, что вы и полковник.., ну, что вы не были солдафонами и палачами.
— Одно скажу, мы были отличными солдатами, — ответил Кених. — Что касается того, были мы хорошими или плохими людьми, — как вы это назвали? — скажем так, полковник и я не получали удовольствия от наших обязанностей. И это правда. К счастью, полковник Шредер был действующим командиром, фактически мы постоянно были в зоне боевых действий то на одном фронте, то на другом. По-моему, это было наказанием ему. Видите ли, он происходит из очень плохой семьи.