Антон Мухачёв
Психометраж
Что это?
В тюрьме - на этапе - в лагере с ума сходят все. Это неизбежно. Кто-то за пару месяцев, кто-то через пять лет, но "бак течёт" у всех. Изменение личности происходит неотвратимо и необратимо.
Притормозить деградацию и обратить на пользу годы жизни в Зомбиленде помогут йога и дневник.
Йога - тема отдельная, а вот дневник стоит начинать вести с первых же дней своего срока. Так всем и передайте. Карандаши в зубы, и вперёд.
"Выгонять" на волю свои наблюдения из тюрьмы можно через адвоката и даже письма, а то и через электронные. На этапе грифель карандаша и туалетная бумага в помощь - эти заметки потом будут стоить дорогОго, если чудом окажутся на воле.
Ну а лагерь - раздолье для дневниковых заметок. Чтобы не напрягаться на счёт агентуры и оперов, дневники нужно фотографировать и отправлять через "ночной инет" на волю - это если повезло и лагерь "под братвой". Что для политических, конечно, редкость.
Если же лагерь, скорее всего, Краснознамённый, то записи придётся шифровать иносказанием. Сказки, забавные рассказы, военные очерки. С вплетёнными в сюжет намёками на факты и фактуру. Придёт время, и отправленные через цензуру письма будут дешифрованы самим автором, и жизнь в параллельном мире будет восстановлена до мелочей.
Я писал уже через полгода заключения, и писал до самых последних дней, и не остановился после. Запечатлел даже первые ощущения после почти десятилетнего срока. Когда почувствовал, что всё - «крыша едет», то перестал писать рассказы и обратился внутрь. С ручкой и бумагой.
Мои записи читали сначала одни зеки тайно, потом другие «официально», потом опера тайно и цензура опять официально. И это сито прошли почти все письма, а потом и тетради с блокнотами. В карцере инспекторы требовали продолжения и приносили новые тетради и ручки. Опера крутили пальцем у виска и присылали психолога.
Как из желудка Системы писать о безумии заточённых друг с другом сотен людей, о почти легализованных пытках, об ежемесячных суицидах жертв и повышении в должностях палачей? Как писать и не попасться?
Не сойти с ума помогут записи, а не дать себя поймать - записи зашифрованные. Описывать надо не факты, а свои эмоции от них. Писать не о событиях, а о внутренней реакции на увиденное.
Если с пятого этажа на асфальт шлёпнулся зек, не желающий быть изнасилованным, то писать стоит о погибшем от сапога муравье. Его имя только не забыть, муравья этого,, бедолаги.
Если сосед хвастается, как он вспорол горло, чтоб над ним не издевались, а его в отместку зашивали тупой иглой без анастезии, то и писать стоит о пламенном цветке - бунтаре, что пытался выжить в болотной осоке.
Мои наблюдения последних трёх лет, когда я уже обеими руками сдерживал ехавшую крышу и одновременно увёртывался от провокаций оперских "торпед"... Мои ощущения от почти годовалой изоляции в одиночке и выход из подвала сразу на волю...
Название тем двум томам - «Психометраж».
1 - Дневник
Часть 1
05.12.2016
Краснознамённый
***
Сначала у меня появились чувства и только после из меня полезли слова. Ещё чуть позже слова стали пачкать тетради, переводя десятки общих тетрадей. Что-то даже стало складываться в стройные фразы и вызывать умиление, но потом... Всё исчезло.
Чистые листы принялись меня пугать, я стал избегать бумагу. По крайней мере не графоманю, успокаивал я себя.
Но что действительно меня беспокоило, так это появившееся ощущение внутренней пустоты. Нездоровой уже потому, что принесла с собой тревогу. Неиссякаемый оптимизм, что дарил мне довольство жизнью в её любых условиях — будь то карцер с крысами или карантин с «гадами» - всё чаще сменялся апатией.
Я не стал дожидаться крайней точки безразличия к самому себе и от рассказов об окружающем мирке переключился на путешествие в мир внутренний.
Наступила пора прислушаться и к себе.
***
Первые несколько лет заключения я очень хотел домой. Настолько «очень», что зудели кости, и я был готов грызть стены. Спустя каких-то семь лет отсидки слово «очень» растаяло грязным снегом, оставив лишь досаду. Я прислушиваюсь к себе и даже не понимаю, где он, мой дом.
Разодранные приговором души людей перестают остро болеть года через два-три. На смену приходит тупое давление тоски, и радовать перестаёт даже чудом попавшее в руки яблоко. Но постепенно привыкают и к тоске. Душа покрывается застывшей коркой и перестаёшь замечать, как её ежедневно топчут ногами в берцах. Под огрубевшим слоем не почуять живого, может и потому, что его больше нет.