в) Полагаю, именно размышления над нравами боснийских турок оказались способными нарушить дальнейший разговор, поскольку я отвлекся от этих размышлений прежде, чем успел додумать все до конца. Помнится, я хотел пересказать моему спутнику еще один случай, связанный в моей памяти с первым. Боснийские турки выше всего на свете ценят плотское наслаждение и потому, случись у них половое расстройство, впадают в отчаяние, которое выглядит поистине странным, если учесть их смиренное ожидание смерти. Один из пациентов моего коллеги сказал однажды: «Знаешь, Herr, если лишиться этого удовольствия, жизнь вообще бессмысленна». Повторю – я хотел было пересказать эту историю, но все-таки воздержался, не желая затрагивать в разговоре с посторонним такую тему. Тем самым получилось, что я отвлек собственное внимание от развития тех мыслей, которые были связаны со смертью и половым возбуждением. Кроме того, я находился тогда под впечатлением от известия, полученного несколькими неделями ранее, когда мне случилось ненадолго остановиться в тирольском местечке Трафои (Trafoi): мой пациент, на лечение которого я потратил много усилий, покончил с собой вследствие неисцелимой половой болезни. Я уверен, что по дороге в Герцеговину ни это печальное известие, ни его предыстория не всплывали в моей сознательной памяти. Однако звуковое сходство (Trafoi – Boltraffio) заставляет предположить, пусть мое внимание было намеренно направлено в другую сторону, что это воспоминание все же пришло ко мне в ходе беседы.
г) После всего сказанного уже невозможно рассматривать исчезновение из моей памяти имени Синьорелли как простую случайность. Я вынужден признать, что здесь проявил себя некий мотив. Это он побудил меня прервать рассказ о нравах турок и отгородиться от связанных с этим рассказом мыслей, как бы вычеркнуть из сознания все то, что касалось известия, полученного в Трафои. То есть я намеревался нечто позабыть – и вытеснил это нечто из памяти. Конечно, я хотел позабыть вовсе не имя художника из Орвието, а что-то другое, но этому другому удалось ассоциативно связаться с его именем, и мой волевой акт в итоге пропал впустую: я забыл кое-что против собственной воли, предполагая на самом деле забыть иное. Нежелание помнить относилось к одному воспоминанию, а неспособность вспомнить проявилась на другом. Разумеется, было бы проще, соотносись нежелание и неспособность с одним и тем же содержанием. Подставные имена, кстати сказать, перестали восприниматься столь произвольными, как изначально: они служили своего рода компромиссом, напоминая мне в равной степени о том, что я хотел вспомнить и что желал позабыть; они давали понять, что мое намерение позабыть нечто не увенчалось ни полным успехом, ни полной неудачей.
д) Поистине поразительна связь, что установилась между искомым именем и вытесненной темой смерти и плотского наслаждения, – связь, в которую включились и названия Босния, Герцеговина и Трафои. Ниже приводится схема, которую я составил в 1898 г. и которую воспроизведу здесь снова.
Имя Signorelli раскладывается как бы на две части. Последние два слога (-elli) воспроизводятся в точности в одном из подставных имен (Botticelli), а первые два подвергаются переводу с итальянского языка на немецкий (signor – Herr), устанавливают целый ряд сочетаний с тем словом, которое фигурировало в вытесненной теме (Herr, Herzegowina), но по этой причине выпадают из сознательного воспроизведения. Замена произошла так, будто случилось некое смещение вдоль по словосочетанию «Герцеговина и Босния», причем независимо от смысла этих слов и от звукового разграничения отдельных слогов. То есть названия механически разделились, как обычно поступают с картинками-загадками при составлении ребусов. В результате имя Синьорелли заменилось двумя другими без всякого участия сознательного ума. Поначалу не удается обнаружить никакой связи между именем Синьорелли и вытесненной темой, помимо совпадения одних и тех же слогов (точнее, сочетаний букв).