Теперь снова вернусь к забыванию имен собственных, которое до сих пор мы не рассмотрели досконально – ни его отдельные яркие случаи, ни его мотивы. Поскольку именно этот вид ошибочных действий мне довелось в свое время в большом количестве случаев наблюдать на самом себе, о примерах подобного рода я мог не беспокоиться. Легкие мигрени, от которых я все еще страдаю, дают обычно о себе знать посредством забывания имен, а на пике этой хвори, во время которой мне не было нужды прекращать работу, на память не приходило зачастую ни одного имени. Правда, как раз случаи, аналогичные моему, могли служить поводом для принципиальных возражений против наших усилий в области психоанализа. Не должно ли из подобных наблюдений непреложно следовать, что причина забывчивости, и прежде всего имен, таится в нарушении циркуляции крови или функционирования человеческого мозга в целом и из-за этого становятся излишними попытки психологически объяснить такие явления? Полагаю, ни в коем случае: это значило бы спутать постоянно идентичный механизм некоего психического процесса с благоприятствующими ему переменчивыми и совсем не необходимыми предпосылками. Вместо разбора этого утверждения приведу, однако, для устранения возражения одну притчу.
Давайте предположим: я оказался настолько неосторожным, что в ночное время стал прогуливаться по безлюдным районам ночного города, подвергся нападению и лишился часов и кошелька. Потом в ближайшем полицейском участке я сообщил: мол, побывал на разных улицах, и там, в отсутствие свидетелей и в темноте, у меня отобрали часы и кошелек. Хотя в этом рассказе не было никакой неправды, я все же рисковал, что на основе моего рассказа меня сочтут не вполне психически нормальным. Положение дел правильно было бы описать следующим образом: пользуясь уединенностью места и под покровом ночи неизвестные преступники лишили меня ценных вещей. Так вот, ситуация при забывании не может быть иной: подкрепленная усталостью, нарушенным кровообращением и интоксикацией, неизвестная психическая сила мешает мне распоряжаться хранящимися в моей памяти нужными именами – та самая психическая сила, которая в других случаях способна осуществлять точно такой же сбой памяти при полном здравии и дееспособности.
Анализируя наблюдаемые мной самим случаи забывания имен, я почти всегда обнаруживаю, что недоступное имя имеет какое-то отношение к чрезвычайно интересующей меня лично теме и может вызвать у меня сильные, подчас болезненные переживания. В соответствии с удобной и заслуживающей одобрения практикой цюрихской школы (Блейлер, Юнг, Риклин) я могу сказать то же самое с помощью их терминологии: забытое имя задело во мне какой-то «личный комплекс». Его отношение к моей личности опосредовано неожиданной, чаще всего поверхностной ассоциацией (двузначность слова, созвучие); в целом же его можно считать побочной связью.
Несколько простых примеров лучше всего прояснят их природу.
1) Один пациент попросил меня рекомендовать ему курорт на Ривьере. Я знал подходящее место совсем рядом с Генуей, вспомнил даже имя немецкого коллеги, имеющего там практику, но не смог восстановить в памяти название самого местечка, хотя был уверен, что хорошо знаю и его. Мне не оставалось ничего другого, как предложить пациенту подождать, а самому быстро обратиться к женщинам моего семейства. «Как называется городок рядом с Генуей, где доктор N. владеет небольшой лечебницей, в которой известная вам дама довольно долго находилась на лечении?» – «Ну конечно, именно тебе суждено забыть его название. Оно называется Нерви». И правда, с нервами мне довольно часто приходится иметь дело.
2) Другой пациент рассказывает о близко расположенном дачном местечке и утверждает, что там, кроме двух известных, существует третий ресторан, с которым у него связаны определенные воспоминания; его название он сейчас назовет. Я отрицал наличие третьего заведения, ссылаясь на то, что летом жил в этом селении семь сезонов подряд, а значит, знаю его лучше, чем он. Возбужденный этим возражением пациент тут же припомнил искомое название. Ресторан назывался «Хохвартнер». Тут мне, естественно, пришлось пойти на попятную, ведь я вынужден был признать, что на протяжении семи летних сезонов жил в непосредственной близости от этого заведения, существование которого отрицал. Почему же в таком случае я забыл и о его названии, и о его наличии? Думаю, потому, что название слишком созвучно с фамилией одного венского коллеги и затрагивает во мне опять-таки комплекс – на этот раз «профессиональный».