Свой будущий бестселлер Фрейд начинает с уже упомянутого случая с фамилией Синьорелли. Ему удается вполне убедительно продемонстрировать, как из частей слов предшествующей части беседы в памяти всплыли подменные фамилии Боттичелли и Больтраффио. Понятны и мотивы, побудившие Фрейда сменить тему разговора. А вот вопрос, достаточно ли их для нарушения функции памяти, вызывает у меня некоторые сомнения. Говорю об этом для того, чтобы читатель не пугался, если обнаружит, что анализу отдельных случаев не хватает доказательности.
Заметно достоверней выглядит пример из следующей главы. Беседуя с Фрейдом, один хорошо образованный молодой человек собирался завершить сетования по поводу судьбы своего поколения цитатой из «Энеиды» Вергилия. Этому помешал, однако, сбой памяти, в которой затерялось где-то местоимение «aliquis» (некий – лат.). Фрейд берется объяснить причины этого и просит собеседника сообщить ему свои ассоциации с забытым словом. Приведя несколько: Reliquien, Liquidation, Flüssigkeit (жидкость – нем.), мужчина вспоминает о чуде святого Януария, сохранившаяся засохшая кровь которого становилась в определенный день и час жидкой. Это приводит психоаналитика к разгадке: причиной забывания стало предчувствие молодым человеком изрядных неприятностей из-за прекращения менструации («жидкой крови») у любовницы. Его согласие с этим предположением позволило Фрейду сделать вывод: причиной выпадения из памяти имен и иностранных слов являются неприятные чувства, вытесняемые из сознания или подавляемые им. Механизм такого забывания состоит в нарушении воспроизведения имени или слова посторонним и неосознанным в данный момент ходом мыслей. Между ними и мешающим их воспроизведению комплексом существует либо с самого начала какая-то связь, либо эта связь устанавливается в процессе анализа с помощью порой весьма поверхностных ассоциаций. А поскольку сознание можно представить себе, в частности, как изрядный клубок сложно переплетенных между собой слов, относящихся к расположенным на разных уровнях психики стремлениям, эмоциям и мыслям, то возникает возможность выбора различных ассоциативных маршрутов, а потому и возможность прийти к весьма различным выводам. Известно, скажем, что разные психоаналитики по-разному толковали одни и те же сновидения.
Предложив ответ на вопрос, почему люди забывают что-то, Фрейд переходит к другому: для чего они это делают? При этом он опирается на недавно проведенное им исследование целей и смысла человеческих воспоминаний о детстве, названных им маскирующими. В качестве их примера он приводит рассказ молодого мужчины, вспомнившего, как в детстве тетушка учила его читать и объясняла непонятную ему разницу между буквами «m» и «n». Эта заурядная, но ярко запечатленная сценка сохранилась в памяти, как полагает психоаналитик, по той причине, что тетушкины пояснения «у одной буквы на одну часть больше» пригодились ребенку позже, когда его стал мучить вопрос о различии между полами. Исходя из небольшого количества примеров и разного рода соображений, Фрейд склоняется к выводу: так называемые воспоминания о раннем детстве представляют собой не отпечаток давнишних реальных впечатлений, а их переработку под действием возникших позднее психических сил. Не только память о детстве крайне ненадежна, но и в последующей жизни ей не следует особенно доверять. Если в первом случае она «маскирует» недозволенные обществом инфантильные сексуальные переживания и влечения, то в дальнейшем память искажает, сглаживает, смягчает свое содержимое соответственно требованиям культурного окружения, собственного мировоззрения и самосознания.
Главу об оговорках Фрейд начинает с довольно подробного и в целом положительного обзора книги «Обмолвки и очитки» Мерингера и К. Майера, рассматривающих эти ошибки речи с лингвистической точки зрения и открывших ряд механизмов, объясняющих их появление. Он даже позаимствовал у них ставший одним из самых известных примеров «оговорок по Фрейду»: происшествие с председателем палаты депутатов австрийского парламента, который однажды открыл его заседание словами: «Уважаемое собрание, констатирую наличие кворума и объявляю заседание закрытым». Смех в зале обратил его внимание на произошедшую подмену слов, он исправился, но всем стало ясно его нежелание начинать работу, не сулившую ему на этот раз ничего хорошего.
Приведя ряд примеров, подтверждающих мысль соавторов о влиянии звуковых и смысловых соотношений слов на появление обмолвок, он добавляет ряд примеров, в которых явно действует какой-то психический фактор. Так, он пересказывает сообщение сотрудничавшего с ним тогда В. Штекеля, который, живописуя своей выздоравливающей пациентке прелести предстоящего ей пребывания в санатории, совершенно неуместно обронил: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели». За этой оговоркой явно затаилось эгоистическое желание и дальше лечить богатую больную, а теперь вдруг оно обнаружило себя. Похожее саморазоблачение имело место и на юбилее шефа, на котором его сотрудник, произносящий тост, призывает: «Предлагаю наплевать [вместо глагола «anzustoßen» – выпить – употреблен «aufzustoßen»] на здоровье дорогого шефа» – и тем самым ненароком выдает свое истинное отношение к нему. Опираясь еще на несколько аналогичных примеров, Фрейд приходит к выводу: в большинстве оговорок действуют силы из-за пределов задуманных фраз. Сами по себе словесные ассоциации речевого материала не способны вызвать оговорку, для этого требуется какая-то сильная эмоция, чаще всего неосознанная мысль, то ли противостоящая задумке, то ли просто отличающаяся от нее (довольно часто мужчины называют своих подруг другими женскими именами, и о направленности подобных оговорок женщины догадываются без помощи психоанализа). Ассоциация для Фрейда – всего лишь готовый механизм, который в подходящий момент использует упомянутый психический фактор. Иной раз он применяет его так искусно, что на некоторых страницах книги можно встретить несколько острот, так что вполне естественно через четыре года появление книги «Остроумие и его отношение к бессознательному».