Заканчивается книга итоговым ответом на три вопроса о мотивах ошибочных действий: 1) об их происхождении и содержании; 2) об условиях их проявлений; 3) о характере связи с вызвавшими их психическими факторами. «По первому вопросу, – пишет Фрейд, – можно сказать, что в ряде случаев легко установить происхождение искажающих действия мыслей от подавленных устремлений психики. Эгоистические, ревнивые и враждебные чувства, над которыми тяготеет давление нравственного воспитания, у здоровых людей нередко используют ошибочные действия, чтобы хоть как-то проявить свою безусловно существующую, но не признаваемую высшими психическими инстанциями силу. Возможность совершать эти ошибочные и симптоматические действия обеспечивает приемлемую терпимость к безнравственному. Среди этих подавляемых побуждений немалую роль играют разнообразные сексуальные устремления».
На второй и третий вопросы получить определенный ответ пока не удалось, для этого требуется более широкая точка зрения, объединяющая знания об ошибочных действиях с пониманием работы сновидений и образования невротических симптомов. Пока же Фрейд ограничивается весьма абстрактным выводом: в этих трех случаях действует вытесненный из сознания психический материал, не утративший в то же время своей активности.
«Психопатология обыденной жизни» продолжила тенденцию «Толкования сновидений» подчеркивать мощь бессознательных компонентов психики. Тем самым вместе они сокрушили просветительскую убежденность в безоговорочной рациональности человека, утвердив представление о человеке как о двуличном существе. На одном его лице, обращенном к обществу, мы видим проявления цивилизованности и уверенности, склонности к сотрудничеству и альтруизму. За этим ликом скрывается homo naturalis – существо необузданное, обуреваемое страстями, эгоизмом и агрессивностью. В реальных людях их личность и личина играют очень неравную роль, и только меньшинству удается обрести между ними баланс, приемлемый для них самих и для их культурного окружения.
Р. Ф. Додельцев
Психопатология обыденной жизни
О забываниях, оговорках, оплошностях, суевериях и заблуждениях
I
Забывание имен собственных
В 1898 г. в «Monatsschrift für Psychiatrie und Neurologie» под названием «О психическом механизме забывчивости» я опубликовал небольшую статью, содержание которой собираюсь здесь повторить в качестве отправного пункта дальнейших размышлений. В ней на удачном примере из самонаблюдений я подверг психическому анализу весьма типичный случай кратковременного забывания имен собственных и пришел к выводу, что этот заурядный, не очень-то значительный, одиночный сбой памяти предполагает объяснение, далеко выходящее за пределы обычного использования подобного происшествия.
На просьбу объяснить, почему так часто не приходит в голову имя, вроде бы хорошо знакомое, какой-нибудь психолог, если не очень ошибаюсь, ограничился бы, скорее всего, ответом, что имена собственные вообще легче забываются, чем какое-либо другое содержимое памяти. И стал бы приводить правдоподобные причины такого их «преимущества», не подозревая даже о возможности иной обусловленности подобного нарушения процесса припоминания.
К обстоятельным занятиям феноменом временного забывания имен меня подтолкнуло наблюдение определенных деталей, которые удалось довольно четко выделить, хотя и не во всех, а лишь в отдельных случаях. В них, правда, имело место не только забывание, но и ошибочное припоминание. Человеку, пытающемуся вспомнить выпавшее из памяти имя, на ум приходят другие – подменные — имена, которые, пусть и сразу же признаются неправильными, тем не менее с завидным упорством снова и снова лезут в голову. Процесс, который был призван привести к искомому имени, оказался как бы смещенным и ведущим поэтому к ошибочной замене. После этого я исходил из предположения, что этот сдвиг представляет собой не акт психического произвола, а движение по закономерному и вполне просчитываемому пути. Иначе говоря, я допустил, что эрзац-имя или имена находятся в доступной исследованию связи с разыскиваемым именем, и надеюсь, если заладится, ее установить, а тем самым прояснить и ход забывания имен.
2
Перевод Б. Л. Пастернака; в этом переводе содержание оригинала передано только частично.