— Мисс Малер была довольно красивой, — продолжал альбинос. — Гаррисон выбрал её для себя, и я считаю его вкус безупречным. Поэтому утешьте себя этой мыслью: я буду милосерден к ней. Сейчас она умирает, но когда она снова воскреснет, она будет сидеть по правую руку Бога! Будет новый вид человека, Hermaphro Sapiens, и она должна стать матерью этой новой расы, матерью моих детей. Это сделает её богиней, разве вы не согласны, мистер Стоун? Ведь даже Иисус воскрес только один раз!
— Ты сумасшедший, безумный ублюдок! — прошипел Стоун сквозь зубы. Но Губва уже шагал прочь. Его раскатистый смех эхом отдавался по коридору…
Гаррисон бежал. Он бежал и бежал, бесконечно долго, как ему казалось. Он уже потерял много крови, а сейчас терял даже больше, но больше не заботился, или не задумывался, об этом. Его правое плечо, которое было пробито навылет пулей Джонни Фонга, полностью потеряло чувствительность, зрение было утрачено на три четверти, наряду с физической силой, но он всё равно бежал. Это была гонка против времени, и он должен бежать до конца, даже зная, что держится только благодаря силе воли — и даже она слабеет.
Где-то позади него был убийца, а Гаррисон был не в силах нанести ответный удар. Он бежал до тех пор, пока земля не ушла у него из-под ног, и он не полетел кубарем вниз по крутому склону. Когда голова перестала кружиться, он понял, что край долины заканчивался крутыми спусками, и он оказался на одном из них. Он устало сидел, привалившись спиной к груде щебня и гравия, поросшей жёсткой травой. Вспышка молнии вдалеке на долю секунды прояснила его зрение. Гаррисон резко втянул в себя воздух и взмолился. В ответ где-то далеко снова блеснула молния.
Каким бы плохим ни было сейчас его зрение, он не мог ошибиться в том, что разглядел огромную насыпь плотины, возвышающуюся справа от него, и тёмную массу одиночного дома, стоящего у основания насыпи. Теперь он узнал это место. Вот она, долина из его сна во сне. Только одной вещи не хватало, и на мгновение это поставило его в тупик. Затем он вспомнил.
Плотина была тихой, потому что вода перекрыта, лишь тонкие струйки сочились из шести огромных выпускных отверстий на фасаде. Она будет оставаться такой до официального открытия, которое состоится завтра. Но всё остальное совпадало; а позади него, наверху, вырисовывались тёмные, смутные очертания опор линий электропередачи. Да, это было то самое место.
И одновременно с этим осознанием, когда первый проблеск надежды укрепил его силу воли и усилил восприятие, Гаррисон также стал чувствовать боль и слабость. Прежде его толкал вперёд слепой инстинкт, воля к жизни, стремление уцелеть. Теперь у него не было времени, не должно быть места для боли или усталости. Ничто не должно его задерживать, не теперь, когда он так близко к цели, и когда убийца идёт по его следу.
Так или иначе, он продолжал двигаться, и каким-то образом, после бесконечных веков боли и усталости, очутился у подножия тропы, ведущей к двери одинокого дома. Заброшенный дом выглядел мрачным, как и его окрестности, и таким же зловещим, как возвышавшаяся над ним огромная плотина. Крыша его частично обвалилась, большинство окон были разбиты, дымовая труба раскрошилась. Всё это Гаррисон ещё мог разглядеть, но, пока он смотрел, картина становилась всё более размытой, силуэт дома сливался с тёмной долиной и ещё более тёмным горизонтом вдали.
Страх погнал его вперёд, заставив сделать рывок, на который он считал себя неспособным. Он дошёл до двери и обнаружил, что та заперта. Он уже почти ничего не видел, хотя не мог сказать, до какой степени это было обусловлено ночной темнотой и надвигавшейся грозой. Он всхлипнул и ударил кулаками по крепкой древесине двери. Затем прислонился к ней, прижавшись лбом, и почувствовал контуры металлических букв. У дома было название.
Он провёл по контурам букв пальцами левой руки, которая ещё сохранила чувствительность: «З-А-Н-А…»
Занаду!
Никто не опоздал. Губва запрограммировал своих солдат так, чтобы они никогда не опаздывали. На этот раз на службу их явилось шестнадцать, вдвое больше обычного. Начальником стражи был Гарднер, и он был ответственным за смену. Шестнадцать человек — это максимум, что лифт мог принять, иначе Гарднер был бы уверен, что их было бы ещё больше. Происходило нечто значительное, и хозяин Замка не хотел рисковать.
Шестнадцать человек приехали более или менее порознь, но в назначенный час они пришли все вместе, как один, на подземную парковку к входной двери лифта. По пути сюда, пешком или в городском транспорте, они вели себя спокойно, непринуждённо, как совершенно нормальные граждане, но теперь они были толпой зомби. Они выполняли заданную программу, поэтому сейчас, оказавшись вне поля зрения множества людей на улицах, они быстро вернулись к состоянию автоматов, которыми Губва заставлял их быть. И это состояние сделало их особенно уязвимыми перед начатой сэром Гарри атакой.