— Знаешь, — сказал он импульсивно, — это может показаться непочтительным — я имею в виду, что, возможно, я чувствую себя так потому, что ты, может быть, самая последняя женщина, с которой я когда-либо получу возможность поговорить — но…
— Да?
— О, чёрт, это не имеет значения, — он сердито пожал плечами. — Да, это не имеет значения. Проклятье, я втянул тебя во всё это. Я имею в виду, я… — он умолк.
— Что ты пытаешься сказать, Филипп?
Он вздохнул:
— Просто, что это едва ли кажется справедливым, вот и всё.
— Что не кажется справедливым?
— Твоя жизнь, моя. Твоя, потому что была… — он снова пожал плечами, — сурова с тобой. Моя, потому что…
— Да? — она снова подтолкнула его.
— … Потому что мне пришлось ждать её конца, чтобы встретиться с тобой.
Ей удалось слабая улыбка:
— Это не непочтительно. Я думаю, это очень мило с твоей стороны. И я знаю, что ты имеешь в виду. Я тоже чувствую себя совсем… совсем маленькой, я чувствую, что всё это слишком велико для меня, и что меня отбрасывает в сторону стремительным движением.
Гнев Стоуна — на самого себя — перехлёстывал через край. Он ударил кулаком по обивке стальной двери:
Я чувствую себя таким чертовски… бесполезным! Таким слабым!
— Ты, слабым? — она покачала головой. — Нет, в тебе есть большая сила. Это положение бессильного заставляет тебя чувствовать себя слабым. Вот я — слабая, и становлюсь всё слабее. Ты можешь сделать мне одолжение?
— Это в моих силах?
— О, да. Просто сядь рядом со мной и обними меня. В конце концов, у нас обоих есть только мы. Но это уже много. В течение долгого времени у меня не было и этого…
К полудню Гаррисон/Кених прибыл в Эдинбург, где «свита» его потеряла. Это было проделано умышленно, и ни один человек не справился бы с этой задачей лучше, чем бывший фельдфебель (шарфюрер СС) Вильгельм Клинке. Все, что ему нужно было сделать, это проехать пару раз на красный свет (светофоры на Принцесс Стрит, кажется, почему-то оставались переключёнными на красный дольше обычного), несколько раз резко свернуть и промчаться сломя голову через многоэтажную автостоянку. Гаррисон/Кених всё это проделал, припарковал автомобиль так, чтобы можно было немедленно уехать, вышел на открытый бетонный балкон и посмотрел вниз, на город.
Было много пробок. Никаких признаков серого «Ягуара» и чёрного седана. Было бы проще, если бы они были поблизости. Тогда всё бы закончилось — так или иначе — гораздо раньше. Он мельком видел седан последние несколько километров на автостраде и знал, почему его преследуют. Месть за Висенти. Его это не беспокоило; Кениг, как грань личности, был невозмутимым.
Он подождал, пока среднего возраста, упитанный парковщик поднимется по спирали пандуса, краснолицый и злой.
— Ты что творишь, что за хрень, придурок, чёрт тебя дери? — окликнул он. — А если бы сбил ограждение и оно бы грохнулось вниз? Разбил бы стекло какой нибудь долбанной машине и платил — здесь нельзя носиться как на гонках!
— Я приезжий, — сказал Гаррисон/Кених, позволяя своему немецкому акценту пробиваться как можно сильнее. — Мои извинения. Пожалуйста, примите это за ваши неудобства, — он достал хрустящую бумажку в десять фунтов.
— О! Гляди-ка! Ну и ну! Здорово! Какой добрый…
— Пожалуйста, не упоминайте о произошедшем. И послушайте, я не обижу вас, если попрошу оказать еще одну услугу? — и зашуршал второй десяткой между большим и указательным пальцами.
— О, да, конечно. Какую именно, сэр? — лицо толстого шотландца теперь расплылось в приветливой улыбке.
— Сначала вы могли бы послать кого-нибудь за несколькими бутербродами — с ветчиной, пожалуй — и, возможно, полным термосом кофе? Ах, да — ещё за сырым мясом, стейком, для собаки. Я собираюсь посидеть здесь час или два, может быть, вздремнуть в машине. Кроме того (он вынул третью десятку), я был бы очень признателен, если бы вы могли внимательно смотреть, не подъедут ли серый «Ягуар» и большой черный седан. В «Ягуаре» водителем китайский джентльмен. В седане трое мужчин, по-моему, итальянцы или что-то подобное. Средиземноморцы, в любом случае.
— О, вы правы, сэр — они все похожи. Э-э, они ваши друзья, эти господа?
— Нет, — Гаррисон/Кених улыбнулся, качая головой. — Нет, не друзья. Я хотел бы, чтобы вы мне сообщили, прежде чем впустить их сюда. Я был бы вам очень признателен. Я бы вам хорошо заплатил за беспокойство.
— Считайте, всё сделано, сэр! — воскликнул дежурный. — Вам не будут мешать, я прослежу.