Симон, бывший сотрудник, вспоминает о переговорах по привлечению нового клиента, в которых участвовали он, его начальник и потенциальный американский заказчик. «Джефф Голдстайн, который не только занимается бизнесом, но и является профессором Гарвардского университета, в беседе спросил меня как нового сотрудника, какие задачи я ставлю перед собой в личной жизни. Я нашел этот вопрос необычным, но занимательным, потому что он сигнализировал мне об интересе этого возможного клиента ко мне, а также показывал, что мы понимаем друг друга», — рассказывает Симон. Лишь через три дня начальник заговорил с ним об этой беседе с Голдстайном, так как заказ ушел к более крупной конкурирующей фирме. Это поражение, как он это назвал, злило его безмерно. Он был твердо убежден, что виноват был Симон, но прямо этого не высказывал. Напротив, он засыпал Симона вопросами о возможных причинах. Начальник заставил его подспудно почувствовать, что считает именно его виноватым в провале сделки. Когда Симон переспросил, обвиняет ли его шеф в этой потере, тот ответил успокаивающе: «Нет, нет».
Симону, если подходить конструктивно, напротив, было ясно: у гораздо более крупного конкурента было больше опыта международных сделок, именно поэтому он и получил заказ. Симон был вынужден с сожалением отметить, что мыслительный паттерн начальника («Виноваты все остальные») все больше развивался и со временем превратился в еще более темный вариант: «Все плохо» и «Никто ничего не может». Особенно символичной была скульптура в натуральную величину, стоявшая при входе в кабинет начальника: черный коршун из матово-черной патины. «Этот коршун на всех производил жуткое впечатление, так как каждый второй спотыкался об него, входя в кабинет. Я каждый раз пугался, по-настоящему сильно пугался», — и по сей день живо вспоминает Симон. «Эта фигура была зловещей, в ней было что-то темное, недосягаемое, точно такое же, как и сам шеф».
Этому депрессивному начальнику-психовампиру не хватало шарма и чувства юмора, а ведь раньше он считался звездой в своей сфере деятельности. Его показатели также уменьшились примерно на 50 процентов, и это несмотря на то, что в его отрасли наблюдался бум. Прогнозы по его фирме были только негативными. Причины его депрессии для сотрудников однозначно были непонятными. Симон предполагает, что начальник, которому уже исполнилось 60 лет, хотел, собственно говоря, переложить ответственность за свою фирму на кого-то другого, но ему это не удалось, а в результате невозможности расстаться с ней проявлял деструктивные формы поведения, Так, например, он иногда в ярости выбегал с некоторых заседаний со словами: «Мне ни к чему больше это выслушивать», — хотя у сотрудников, собственно говоря, не было никакого повода для приступа ярости или другого подобного поведения, наносящего ущерб фирме и бизнесу. Вероятно, он неосознанно разрушал то, что в свои лучшие годы успешно создал в одиночку, лишь потому, что его эго не позволяло ему дать возможность другим людям участвовать в этом успехе и развивать его.
Профиль преступника
Многие люди по самым разным причинам подвергаются опасности (причем некоторые лишь на определенных стадиях) впасть в депрессию в ходе процессов, протекающих очень медленно. Причем большая опасность здесь заключается в ее скрытом развитии, из-за чего депрессию бывает очень трудно распознать. Фатальная дилемма у депрессивных психовампиров состоит в том, что и их окружение, то есть жертвы, не осознают их депрессии. Жертвы видят лишь приукрашенный фасад высокомерия, через который всегда просвечивает фрустрация. Страхи распознаются, если вообще признаются, лишь гораздо позже, когда команда сотрудников уже не боеспособна, а другие жертвы из соображений самозащиты и по причинам собственной фрустрации уже сложили оружие.