Комната была микроскопических размеров и обставлена как кукольный домик.
— Просто восхитительно! — восторженно воскликнула Мэгги.
Послеполуденное солнце, словно луч мощного прожектора, высвечивало кровать с балдахином. Вся мебель эпохи короля Георга состояла из кровати, кресла у камина и нескольких других мелочей.
Женщина положила ключ на комод и сказала:
— Ужин подается ровно в восемь, но паб открыт, и при желании вы можете туда спуститься прямо сейчас, Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, звоните. Я пришлю сейчас Чарли, чтобы он развел огонь и камине.
— Спасибо, миссис, — сказала Мэгги, направляясь к двери, словно давая понять, что старухе пора покинуть помещение и оставить наконец молодоженов наедине.
— Советую вам открыть окна, — сказала она, пытаясь через плечо Мэгги увидеть Пита, который уже осматривал кровать. — Когда в камине запылает огонь, здесь станет очень уютно.
— Спасибо, миссис, — повторила Мэгги, осторожно закрывая дверь перед носом у женщины.
— Мне кажется, ей хотелось бы поприсутствовать на представлении… — сказал Пит.
— Замолчи! — рассмеялась Мэгги.
Пит взял дорожные сумки и бросил их в кресло.
— Какой роскошный номер! Не здесь ли останавливались твои предки?
— Не говори глупостей. Ты заметил, как душевно она нас приняла? Должно быть, думает, что мы любовники или совершаем свадебное путешествие.
— Представь себе ее удивление, если мы сейчас спустимся выпить по кружке пива! Ты готова?
— Вперед, если умираешь от жажды. Я хочу принять ванну и чуть позже присоединюсь к тебе. Не возражаешь?
Ванна была лишь предлогом, и он это хорошо понимал: просто Мэгги хотелось побыть одной.
— Тебе незачем спускаться… Я выпью пару кружек и тут же возвращусь.
Он поцеловал ее в нос и вышел.
На землю опускались первые сумерки, но было еще достаточно светло, чтобы Мэгги смогла раздеться и сложить свои вещи. Джинсы и свитер она аккуратно повесила на спинку кресла. Завтра ей придется снова все это надеть. Ее гардероб, находившийся в дорожных сумках, был весьма ограничен.
Она наполнила ванну, приподнятую над полом на четырех львиных лапах, влила в горячую воду ароматного геля и медленно погрузилась в воду. Подложив под голову полотенце, вытянулась во весь рост и облегченно выдохнула. Весь день она просидела на мотоцикле позади Пита, поджав ноги. Теперь Мэгги отдыхала в горячей воде, от которой поднимался пар, оседая мелкими каплями на зеркале.
— Синьорина?
С белым махровым полотенцем в руке к ванной подошла горничная. Синьорина лежала на спине в огромной, похожей на мини-бассейн, ванне, вделанной в пол. Положив на плавающий поднос свежий номер «Пари- матч», она листала журнал и одновременно жевала дольки апельсина.
— Синьорина! — пыталась обратить на себя внимание горничная. Она знала, насколько ее хозяйка не любила выходить из ванной. — Уже целый час вас ожидает синьор Чиолино.
— Передай синьору Чиолино, чтобы он убирался ко всем чертям, — ответила Мария.
Она резко повернулась в ванной, и вода выплеснулась на розовый кафельный пол.
— О! Синьорина! — задохнулась горничная и осенила себя крестным знамением.
— Прекращай кино, Татти, — поморщилась Ми рия. — Если не перестанешь выпендриваться, устрою тебя кухаркой в дом священника. Ладно, где этот твой синьор Чиолино?
— В гостиной.
— Веди его сюда.
Она оттолкнула от себя пенопластовый поднос и еще глубже погрузилась в воду. Желтый и зеленый свет подводной подсветки играл причудливыми бликами на ее обнаженном теле.
Синьор Ренато Чиолино с опаской вошел в ванную. Он никогда не поднимался на последний этаж в жилые комнаты дома на виа Лундовиджи, но знал, что иногди Мария принимает здесь своих друзей. Об этом сказал ему отец.
— Ренато? — услышал он ее томный, пленительный голос. — Я здесь, дорогой.
С тех пор как Мария уехала из Неаполя, она избавилась от резкого произношения своего детства, приобретенного на улицах в районе Пьяза-дель-Маркато, сделав свой итальянский мягким и певучим. И только в моменты бурных ссор язык трущоб, вырывавшийся из недр сознания, выдавал ее происхождение.
Ренато Чиолино медленно пересек белую комнату н на мгновение задержался перед дверью в ванную. Он сделал нерешительный шаг вперед и заглянул внутрь. Мария улыбалась ему, лежа в ванной. Он был моложе ее — лет двадцать пять, не больше — и внешне ужасно походил на студента, хотя, собираясь на эту встречу, оделся особенно элегантно. На нем был новый, с иголочки, костюм, в руках он сжимал букет цветов.