— Я не могу его снять, Пит, — сквозь слезы проговорила она.
— О, это ужасно!
Она растопырила пальцы и посмотрела на руку. Перстень был слишком массивным и совершенно неуместным на ее тонком пальчике.
— Потерпи, дорогая! Завтра в мастерской тебе его распилят.
Мэгги еще несколько секунд рассматривала ворона с хищно раскрытым клювом и с тоской в голосе произнесла:
— Они все сумасшедшие, Пит.
— Именно поэтому нам нужно побыстрее убраться отсюда. Все они — банда обезумевших богачей. Сейчас сяду на телефон и обзвоню все графство Кент, но машину добуду. Даже если потребуется ее пригнать из Лондона, я не буду колебаться ни секунды. Я вырву тебя из их рук.
— Не торопись, не уходи так сразу. Побудь со мной еще немного… пожалуйста, Пит.
Она вытерла насухо руки, прошла в комнату и легла на кровать, натянув одеяло до подбородка.
— С тобой все в порядке?
Что-то с ней произошло после встречи с Мунтоливом. Она вернулась обеспокоенная и скованная.
— Да, думаю, все хорошо. Но я очень устала. После всех сегодняшних приключений я умираю от страха, стоит мне только подумать, что может еще произойти.
— Ничего плохого с тобой не случится, обещаю тебе.
— Только не оставляй меня одну.
Она машинально провернула перстень вокруг пальца на руке.
— Каким образом могут служить эти перстни своим владельцам? Мунтолив сказал, что они объединяют нас… Но как ими можно пользоваться?
— Нечто подобное имело большинство известных английских семей. Такие перстни начали входить в моду в XV–XVI веках. Английские вельможи носили перстни с гравировкой своих инициалов…
Взяв руку Мэгги, он внимательно исследовал перстень.
— А знаешь, он достаточно красивый.
— Ненавижу его.
— В XVI веке, имея такой перстень, ты ходила бы с гордо поднятой головой. Это внешне непритязательное украшение означало богатство и власть.
— Мне это безразлично. Я хочу снять его, чтобы ничто больше не связывало меня с Мунтоливом. И еще — я очень хочу уехать отсюда.
Она выдернула свою руку из ладоней Пита и сунула ее под одеяло, чтобы не видеть перстень.
— А мне казалось, что тебе здесь нравится. Ты же сама говорила, что прекрасно себя здесь чувствуешь.
— Сейчас уже нет. Особенно после того, что произошло наверху. О Боже! Видел бы ты эту омерзительную, сморщенную руку! Какая гадость!
— Ты думаешь, что это был не Мунтолив?
Она покачала головой.
— Как могло с ним такое случиться? Сегодня утром мы видели его в добром здравии, а сейчас… Его руки была рукой совершенно больного человека, с длинными ногтями и дряблой кожей… Господи, у меня мурашки бегут по телу, когда я вспоминаю, как она держала меня за запястье.
— Постарайся не думать об этом.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Ты поспи, а я спущусь позвонить.
— Возвращайся быстрее, — прошептала она, закрывая глаза. — И не выключай, пожалуйста, свет.
Пит дождался, когда она уснет, задернул полог кровати и, выходя из комнаты, выключил свет. Комнату освещал лишь огонь камина.
В полутемном коридоре на третьем этаже, у двери комнаты Джейсона Мунтолива, Жак Грандье, держа медсестру за руку, настойчиво повторял:
— Но я должен знать! Почему он так быстро сдал? Еще месяц тому назад он как никогда выглядел здоровым и цветущим. А сейчас!.. О Господи! Я не могу даже узнать его!
Он хотел услышать ответ, хотя бы слово, хотя бы что-нибудь… Но Адамс с застывшим, как маска, лицом молча смотрела ему прямо в глаза. Он понимал, что она все знала: ничто не могло ускользнуть от Адамс в Равеншурсте, однако ему не удалось вырвать у нее ни слова. А так как Мунтолив был еще жив, он не мог ей ничем пригрозить. Все изменится после смерти Джейсона. Адамс будет первой его жертвой — Грандье поклялся себе в этом.
— Почему вы не хотите мне ничего сказать? — умоляющим голосом произнес он. — Это по меньшей мере глупо с вашей стороны, мы же давно знаем друг друга…
— Меня ждет работа, извините, — сказала она, высвобождая свою руку.
Но когда он сделал шаг в направлении комнаты, где лежал умирающий Мунтолив, она категорическим тоном остановила его:
— Вы не посмеете беспокоить его, не так ли?
Жак негодующе сверкнул глазами и пошел по коридору, что-то бормоча себе под нос.
Пит вошел в библиотеку, снял трубку телефона и набрал номер справочного бюро. «Все линии временно заняты», — услышал он записанный на магнитофонную ленту голос.
— Гадство! — зло сказал Пит и тут же снова набрал номер.
— Какие трудности, молодой человек?
Пит удивленно посмотрел туда, откуда раздался голос: оказывается, в библиотеке он не один. В противоположном углу комнаты седоволосый немец сидел и кресле, держа в руке книгу.