Выбрать главу

Лязг когтей и смрадное дыхание монстра приблизилось вплотную, и мысли о том, чтобы сдаться и ожидать смерти и пробуждения, покинули парня. В последней попытке спастись Эдик постарался перелезть забор. Ноги оскальзывались по обледенелым прутьям, замерзшие пальцы уже почти ничего не чувствовали, буквально прилипая к мёрзлому чугуну. Эдик не замечал, что ободрал ладони до крови, пока перехватывался по вычурным кованым завиткам.

Да когда же уже верх ворот? В тягучем воздухе он карабкался медленно и бесконечно. Новые и новые узоры из чугунных цветов и листьев покрывались пятнами его крови, которая тут же впитывалась в металл, как в губку, и исчезала.

Внезапный удар сбил его на землю, прямо в сугроб, воздух вышибло из лёгких, а грудную клетку пронзила нестерпимая резкая боль. Эдик заорал бы, но рот только впустую открывался и закрывался, не в силах набрать кислорода и вытолкнуть его обратно криком. Парень никак не мог подняться, что-то мешало оттолкнуться от земли или хотя бы откатиться в сторону. Он копошился в снегу, как упавший на спину жук. А зверь уселся на дорогу, задрал огромную морду вверх, к затянутому снежными тучами ночному небу, и завыл. Тоскливо, протяжно, как потерявшая хозяина псина.

Бросив свои безуспешные попытки подняться и убежать от монстра, Эдик пригляделся. Зверюга, которая гналась за ним и напугала до чёртиков, оказалась очень похожа на старого знакомого. Зрение неожиданно наладилось, и вместо теней на фоне белого снега парень теперь мог видеть всё в малейших подробностях.

— Страж… — губы плохо слушались Эдика, а руки, которыми он пытался нащупать сверток с бутербродом, и того хуже. — Это же ты?

Кое-как он попал рукой в карман, сморщился от боли, когда жесткая ткань коснулась ободранной до мяса ладони. Однако ни сосиски, ни бутерброда, да вообще всего пакетика с гостинцем в кармане не было. Выпал, наверное, когда Эдик сверзился вниз с ворот.

— Сейчас, маленький, я найду…

С губ парня слетало невнятное бормотание. И странное по отношению к зверю в два человеческих роста высотой обращение «маленький» казалось Эдику логичным. Вон как плачет, как щенок, которого от мамкиной титьки раньше времени оторвали. Он снова начал трепыхаться в сугробе, чтобы встать и поискать свёрток с едой. Мысль, что «пёс» со своим отличным нюхом мог бы и сам съестное учуять, в голову не пришла.

Маленький. Плачет. Хозяина потерял. Голодный. Надо помочь. Маленький…

Замёрзшая ладонь наткнулась на что-то, чего около Эдиковой груди быть явно не могло. В первое мгновение парень подумал: кажется, рука уже почти ничего не чувствует, как деревянная. Однако странное, неправильное ощущение не уходило. И Эдик наконец посмотрел. Оторвал взгляд от воющей (плачущей!) псины и перевёл на собственное тело.

Видимый мир на секунду раздвоился. Он видел себя, валяющегося среди снега, покрытого тёмно-красными пятнами. Неподвижного. И одновременно разглядел очень близко, уже не стороны, а нормально, из своих глаз, поблёскивающий багровым металлический прут, торчащий из того места, где заканчивается грудная клетка и начинаются мягкие ткани живота. С прута медленными каплями стекало это самое, багровое, тягучее, как вишневое варенье.

Страж рядом взвыл громче, и в щёку Эдика ткнулся мокрый собачий нос. И наступило ничто.

Около покосившейся чугунной ограды лениво бросала блики в утреннюю зимнюю серость полицейская мигалка.

Красный-синий, красный-синий, красный-синий…

Огоньки выглядели столь же невыспавшимися и усталыми, как и сотрудники убойного отдела, смолящие сигареты в некотором отдалении от ворот. Их было двое. И пожилой мужичок, штатский, со следами неправедно-алкоголического образа жизни на лице, в грязноватенькой одёжке, с прорехами кое-где.

— Дык вот чего я и говорю. Шёл я себе… это… ну, купить надо было. Ну, в магазин, туда, — маргинальный мужичок махнул рукой в сторону тропинки через лес. — К остановке, значить. Там магазин, а трубы горят, мужики, скорее надо было. А там, на дороге если идти, тама участковый наш, су… Ой, простите, коллега же он ваш… Короче, ругается сильно гражданин начальник, если я, значить, поутру за бутылочкой-то… Я и пошёл через лес.

Рассказ свидетеля звучал сбивчиво и неуверенно. Сразу становилось ясно, что бомжеватого вида мужичок шёл вовсе не в магазин — судя по его виду, и денег-то на самую дешёвую бутылку у него не было. Однако сотрудники его пока не перебивали, слушали внимательно, кивали и вопросы придерживали, ожидая завершения истории.