Но мне не удалось надолго задержать это чувство — нити начали распадаться, цвета бледнеть. У меня не осталось сил, я терял контроль. Вернее, я употребил все силы, которые еще оставались, чтобы поддержать ускользающую палитру цветов и чувств, ибо если я потеряю это сейчас, то не выживу…
Затем ткань распалась; я лежал в темноте, не понимая, сон это или нет, и не желая знать. Голова кружилась. Каждый мускул был напряжен, я лежал и слушал… кого и что?
— Кот!
Я замер и поднял голову, пытаясь заглянуть через плечо, — и от обжигающей боли чуть не потерял сознание. У койки в длинном белом одеянии стояла Джули.
Джули… Я видел ее лицо, смягчавшее темноту вокруг, и длинные черные волосы. Я уставился на нее, стараясь не сморгнуть слезы, выступившие от боли, боясь, что она мгновенно исчезнет.
— (Не буди меня. Останься. Ты прекрасна, ты прекрасна…)
Она подошла и дотронулась до меня. Я схватил ее за руку — живая плоть, я не бредил. Я мигнул, и две горячие слезы покатились по щекам.
— (Как я попала сюда. Кот?) — Она не верила себе. — (Я никогда не была здесь раньше!) — В ее глазах росла паника:
— (Это действительно существует… Но ради всего святого — как? Я впервые вижу это место. Я не должна покидать город…)
Я уронил голову на жесткий матрас, отпустив ее руку. Ответ пришел сам собой:
— (Контакт-сцепка!)
Она убрала волосы с моего лба.
— (Ты способен сделать это?) — Полувопрос-полуутверждение. Я не стал отвечать на него.
Она слегка улыбнулась, опускаясь на корточки.
— (Удивительное ощущение! Такая мощь — перенести меня к тебе! Я никогда не верила, что такое возможно. Я чувствовала, что ты зовешь меня, очень издалека, но… это не сон, и вот я здесь… Что случилось, Кот? Такая боль и такой страх…)
Она вздрогнула, вспомнив эти ощущения… И память током пробежала сквозь меня, и моя рука крепко взяла ее запястье.
— (Я рассказал им все! Я открыл им глаза, а меня подняли на смех и избили за попытку к бегству. И еще за то, что я псион…) — Я проглотил ком в горле, пытаясь побороть нарастающую тошноту. — (Все пошло наперекосяк. Джоральмена не было, и они смеялись… Не хотели ни ждать, ни слушать…)
Джули дотронулась до моего лба, прогоняя горестные мысли. Я впитывал ее горячее сочувствие. Она наклонилась надо мной, пытаясь разглядеть мою спину, одной рукой прикоснулась к ней легче ветра и отдернула, когда я вздрогнул всем телом. Тогда она стала плакать. Ее взгляд встретился с моим, ее черные зрачки увеличились и, казалось, вели прямо к ней в душу. Мои раны стали ее собственными, наши мысли сплелись воедино, мои губы нашли ее, и оба мы ощутили соль слез и крови… И в то же самое мгновение мы ощутили третье сознание, которое возникло в нашей спайке: Рубай. Хрупкие нити контакта обрушились, как стеклянные, — и мы снова два разных человека, смотрящие друг на друга сквозь темноту комнаты. Рубай на расстоянии прервал нашу сцепку.
— Мы сделали то, что он хотел, — прошептала Джули, — однако вместо него здесь появилась я.
— Это не было ошибкой.
— Он знает теперь, что может сделать то же самое.
— Если мы позволим ему. И если ты вернешься. Ты должна остаться, Джули, и убедить их поверить мне.
— Я не могу! Ардан… Если я не вернусь, Рубай убьет его — предательство станет слишком очевидным.
— Но если ты вернешься…
— Я должна это сделать! Я найду другой способ! — Ее голос поднялся. — Мы думали над этим. Ардан полагает, что он знает, как…
Каторжник, спавший в другом конце комнаты, опять закашлялся, с сопением привстал и угрюмо посмотрел на нас:
— Эй, какого дьявола…
Джули напряглась — и вдруг исчезла. Моя рука сомкнулась вокруг пустоты.
Сосед уставился на меня. Я зажмурился, вцепившись пальцами в матрас и притворился спящим.
— Эй! — сказал он еще пару раз и лег. Выругавшись и засопев, он затих.
Я чувствовал, что его сознание наполнилось ужасом и отчаянием:
— (Господи, не дай мне сойти с ума, пожалуйста, все что угодно, но только не это…)
Я был виной такого состояния соседа и попытался с помощью телепатии уменьшить его страх, чтобы он немного забылся… Вскоре он уснул.
Я долго лежал с закрытыми глазами, с пустой головой, пока не услышал далекий зов Джули и ее обещание…
Глава 18
Утром следующего дня в палату пришел врач. Открыв глаза, я увидел, как он осматривает моего соседа. Тот кашлял и бормотал нечто невнятное, полубредовое.
Врач дал ему дозу какого-то лекарства. Я прочитал у него в голове, что этого можно было и не делать, — все равно бесполезно. Я слышал и раньше, что попасть в лазарет считалось за счастье, однако пока ты мог двигаться, ты должен был вкалывать. А когда ты уже не в силах пошевелиться, помощь опоздала. К тому же палата была слишком маленькой…
— Как спина? — Врач подошел ко мне. Он не удосужился взглянуть на нее, а я на — него.
— Болит. — Я не мог пошевелиться и даже глубоко вздохнуть.
— В этом-то все и дело.
Он оставил мне завтрак и воду — на полу, чтобы я не мог до них дотянуться.
Когда он уходил, я проник в его голову и дал ему почувствовать всю степень моей боли. Он вскрикнул и выронил склянку. Я улыбнулся уголком рта.
Это был самый длинный день в моей жизни. Я пытался сконцентрироваться на мыслях о Джули, о том, что произошло этой ночью, и о дальнейших действиях Рубая. Но красный след боли тянулся через мое сознание, и я не мог сосредоточиться и даже волноваться обо всем этом. Казалось, прошла вечность. В палату вошли двое; один из голосов принадлежал Джоральмену.
— …Против правил! — возмущенно говорил врач.
— Плевать на ваши правила, — спокойно ответил Джоральмен, он был уже у моей койки. Я открыл глаза и увидел его ноги в форменных штанах цвета хаки. — Я сделаю это сам.
— Но вы не имеете права лечить пациентов! — подбежал врач к нему.
— Так займитесь этим как медик, во имя Господа. А я за это отвечу. — Голос Джоральмена дрожал от негодования.
Он присел на соседнюю койку. Рука врача приблизилась ко мне со скальпелем, но прежде чем я дернулся в сторону, он принялся отрезать и выбрасывать лохмотья моей рубахи. Я лежал не дыша, в кровь кусая губы. Спину опрыскали болеутоляющим средством, затем чем-то другим, что покрыло раны словно легкая кожа.
— Пусть это затвердеет, — сказал врач. — Не делай резких движений. Пока ты нетранспортабелен. — Он проверил цепь на моей ноге. — Это все, что я могу для него сделать, — сказал он и вышел.
Я глубоко вздохнул, впервые не ощутив боли, пригвождавшей к койке. Затем двинул одной онемевшей рукой, медленно расправил ее, затем другую.
— Ну как? — спросил Джоральмен.
— Лучше, чем пять минут назад. — Я попытался изобразить улыбку. Джоральмен слабо улыбнулся в ответ.
— Это все, что в моих силах, Кот. — Он сцепил большие руки. — Но это действительно все. Я говорил сегодня с боссами, — он развел руками, — и — ничего…
— Что они сказали на этот раз? — спросил я, нисколько не удивившись.
— Что я либо пьян, либо укололся. — Он хохотнул, однако при виде моей спины поспешил отвернуться.
— Джоральмен, что ты вообще здесь делаешь?
Он открыл глаза:
— Работаю. Я обыкновенный клерк, ожидающий нового назначения. И если я выдержу срок контракта, а он уже кончается, меня ждет кругленькая сумма. — Он вздохнул. — Не везде столь выгодные условия.
— Да, конечно. — Я посмотрел на клеймо. — Сколько еще выплатить по моему контракту?
Он прочитал номер на клейме и посчитал что-то на портативном компьютере.
— Остается пять тысяч кредиток, которые ты обязан отработать.
— Пять тысяч… — прошептал я. — Господи, я никогда не стоил больше пятидесяти.
Он промолчал. Мой сосед стал кашлять. Я подвинулся на край койки и дотянулся до еды. Мои руки опухли и не слушались. Джоральмен помог мне поесть.
Затем он поднялся.