— А вы, конечно, принадлежите к знаменитой фамилии Та Минг. — Это не было вопросом. — Ваш клан управляет перевозками с Созвездия Центавра. Редко выпадет случай встретить псиона из такой высокопоставленной семьи.
Джули нахмурилась:
— Большинство из них не доживает до старости.
Едкий сарказм ее высказывания вызвал усмешку у Рубая. Я посмотрел на Джули, не веря, что она способна была произнести такие слова. Она перебирала пальцами ткань своей старенькой черной блузки.
— Я дальняя родственница семьи Та Минг.
Но она слишком явно захлопнула дверь в свое сознание: даже мне было ясно, что она лжет. Рубай тоже знал это. Знал он и другое: кем бы она ни была когда-то, все это в прошлом.
— В любом случае, — заметил он, — для нашей совместной работы вы обладаете великолепной квалификацией.
Она не спросила: почему? Зато это сделал я. Рубай взглянул на меня и ласково улыбнулся.
— Ну хорошо. — Я уселся по-турецки. — Почему именно я? Если вы действительно наблюдали за нашими занятиями, то должны были заметить, что я не умею даже сплевывать как телепат. Я могу оказаться негодным для всего того, что вы от меня ожидаете.
Я сам не понимал, был ли это вопрос или попытка заговорить ему зубы.
— Ты можешь думать о себе как о полном нуле в этой группе, но, поверь мне, ты обладаешь потенциалом, который превосходит все, вместе взятые, способности всех участников исследований.
Глаза Рубая зажглись, как прожекторы, а мои напоминали те окна, куда направлены ослепительные лучи.
— Ну уж нет, — я опустил глаза и отрицательно покачал головой. — Зибелинг думает совсем по-другому.
— То, что говорит доктор Зибелинг, и то, что он понимает, — это далеко не одно и то же.
Я почувствовал, что Джули напряглась, между бровями у нее появилась едва заметная морщина.
— Так скажите ему об этом, — предложил я.
— Я как раз собирался это сделать. Потому что он квалифицированный врач-экспериментатор, и по этой и некоторым другим причинам он один из тех, кого я выбрал. — Лицо Рубая скривила мрачная усмешка. Его нога отбивала на ковре неслышный ритм.
— Почему вы так уверены, что я способный ученик?
— Это очевидно. Твое умение выставить внутреннюю защиту. Твои глаза. Тот барьер, который возник в результате психической травмы, можно разбить. Эти дилетанты едва ли преодолеют его. И твой разум засияет, как яркая звезда.
Мои глаза… Я провел рукой по шраму над левым глазом, вновь почувствовав тревогу. Лицо Рубая изменилось, изменилась и тема разговора.
— Сейчас ты как бы отбываешь срок условного наказания за то, что тебе не понравилось внимание вербовщиков Контрактного Труда. Неужели это так плохо по сравнению со Старым городом? Они говорят: «Контрактный Труд создает миры». Что именно там любой приобретает навыки и на него делают ставку. Что это возможность убежать из Старого города, что это выбор…
— А еще говорят, что лучше сразу подохнуть, чем жить в Старом городе. Но это не означает, что я хочу попасть из огня да в полымя. По крайней мере, в Старом городе я знал, чего ожидать.
— Понятно, — Рубай внимательно слушал меня. — И чем же ты занимался?
— По большей части воровал и всегда выходил сухим из воды. А здесь я — «телепатический клептоман».
Мои губы дрогнули. И тут я почувствовал, как Рубай впервые устанавливает со мной телепатический контакт не для вторжения, не для сбора информации, а для передачи затерянных в его памяти образов. Передо мной прошли картины жизни оборванного голодного мальчишки с энергией пси, бушующей в его голове, как пожар; мальчишки, проклятого Даром, как и огромная армия псионов в сотнях трущоб, городов и миров. Но в этих картинах не было пораженческих или капитулянтских мотивов — их герой был готов продавать свои пси-способности любому, кто больше заплатит, и делать все, за что платили. Все что угодно. И ему всегда щедро платили или сожалели, что не могут дать адекватную сумму.
Через некоторое время бывший оборванец вел уже жизнь, далекую от труда, и мог себе позволить не торговать своими талантами. Однако он продолжал сотрудничество с сильными мира сего, уже диктуя условия, если предложение было выгодным, потому что он был лучшим и любил доказывать это.
Рубай сидел напротив меня, его высокомерие было как направленный на нас бесцветный огонь, а небо за окнами в отчаянии плакало: Квиксилвер! Я понял, что этот человек был сам Квиксилвер. Он сам пришел за нами, не замаскировав свою внешность и оставив в дураках Службу Безопасности, настолько он был уверен в себе.
Его ледяные зеленые глаза неподвижно сосредоточились на мне: интересно, что он мог прочесть в моем лице после того, как прервал телепатический контакт?
— Итак, вы готовы выслушать мое предложение?
— О да! — Мой натужный голос едва достиг ушей, но я продублировал ответ мысленно, чтобы он мог прочитать его. Джули, в свою очередь, кивнула, отвечая лишь на устный вопрос.
— Хорошо! — Рубай встал. Прием закончился и, создавалось впечатление, не слишком удачно для нас. — Я скоро опять найду вас.
И он исчез. Едва заметным дуновением воздух заполнил пространство, которое только что занимал Рубай. Мы долго молча смотрели то на это опустевшее место, то друг на друга.
— Квиксилвер. Джули, это был он. Вот здесь.
— Сам Квиксилвер? Ты хочешь сказать… — Она замолчала, оглядываясь по сторонам и пытаясь сконцентрироваться.
— Ты можешь расслабиться, если даже он слушает нас. Если он собирается узнать о конечной цели наших занятий, лучше, если он сделает это сейчас. — Я почти желал этого. — Пока для нас это не зайдет слишком далеко. — Я провел пальцами по горлу.
— Он может убрать нас и ничего не почувствовать при этом, это так?
Я кивнул. Вспомнив о тех картинах, которые он мне показал, я похолодел.
Квиксилвер был словно изо льда, он мог сделать кому угодно что угодно, не испытывая никаких угрызений совести. Когда-то, возможно, он был чувствительным и даже сентиментальным, а я не раз наблюдал, как люди такого типа под давлением жизни в Старом городе утрачивали человеческие черты. Но неужели мы похожи на него?