Никогда в жизни я больше не плакал. Но чаще всего я был голоден и замерзал. И предавался сладким мечтам, когда хватало денег на наркотики, — тем самым мечтам, которые можно купить на улице. И только таким.
Иметь собственные мечты — единственный способ выжить, но все мои мечты убил Старый город. Реальность стала сном, который никто не хочет видеть…
У меня не было повода думать, что такая жизнь когда-нибудь изменится. Ни сначала, ни в тот момент, когда прошлое и будущее встречаются и захватывают тебя в середине пути, чтобы создать впечатление новой точки отсчета.
Вначале меня вытащили из центра заключения Объединенной Службы Безопасности Старого города. Я не знал точно, что меня ждет, я хотел лишь поскорее выбраться оттуда. Меня продержали под арестом пару дней за драку с тремя вербовщиками Контрактного Труда. Тамошние молодчики сделали все, чтобы показать мне мое истинное место. Потом, когда уже казалось, что дела мои совсем плохи, они предложили мне добровольно согласиться на «проект исследований пси».
Совершенно лишенный сил, в ожидании самого худшего, я пошел бы на что угодно, что я и сделал.
Офицер Службы Безопасности вывел меня наружу в жаркий зловонный полдень и втолкнул в летающий модуль с крылатыми знаками Федерального Транспортного Управления на бортах. Я никогда раньше не летал в модуле; я видел только воздушные такси, на которых жители верхнего города добирались до Старого и обратно. Если у тебя на запястье нет специального датчика, на все это можно только глазеть. Без такого датчика человек не просто беден — его как бы не существует. Более того, человек без браслета обречен жить без него до самой смерти, а у меня датчика не было.
Ребята из Службы Безопасности сели впереди и перекинулись несколькими словами; модуль оторвался от земли и вылетел со двора. У меня перехватило дыхание, когда мы понеслись над толпами и улицами, возраст которых был лишь вдвое меньше самой древности. Я провел всю жизнь на этих улицах, но все, на кого я теперь взирал сверху, были мне чужими. Они старались не смотреть вверх; я старался не думать почему.
Модуль достиг площади Божественного Дома и стал подниматься выше: эта площадь Божественного Дома оставалась единственным местом в Старом городе, где соединялись два мира, старый и новый. Мы направлялись наверх, в Куарро. Я вжался в сиденье, когда по спирали взлетал в поток света, чувствуя, что меня подташнивает, и пытался вспомнить, почему мне всегда хотелось увидеть Куарро.
Куарро стал крупнейшим городом на Ардатее, но так было не всегда.
Множество межпланетных синдикатов, открыв нашу планету, поделили ее между собой. Затем, когда сектор Туманности Рака был готов для покорения, Ардатея стала стартовой площадкой для его колонизации. Синдикаты, поделившие планету, разбогатели на торговле. Наконец, Федеральное Транспортное Управление также заявило о своих правах. Информационная база была перенесена сюда, и Управление объявило о своем намерении обосноваться в Куарро. Город стал Федеральной Зоной Торговли, нейтральной областью, где официально не мог править ни один синдикат, но все они имели сотни шпионов и осведомителей, настраивающих обывателей против своих конкурентов. Далеко не все грязные делишки, которыми славился Старый город, были делом рук преступников. Куарро стал крупнейшим на планете портом.
Земля утратила свое былое место в Человеческой Федерации, и Ардатея стала торговым, экономическим и культурным центром. И однажды кто-то решил, что старая, колониальная часть города представляет историческую ценность и должна быть сохранена.
Но Куарро был расположен на оконечности полуострова, между глубоководной гаванью и морем. Приходилось довольствоваться имеющейся территорией, и новый город разрастался, поглощая незанятую землю, требуя еще и еще, пока не стал пожирать пространство над Старым городом, погребая его заживо. Грохочущие коммуникации, из которых постоянно что-то сочилось, и стальные опоры чьих-то дворцов наверху заменили небо для Старого города. И все, у кого была хоть какая-то возможность, поспешили покинуть это место. Все это я видел в стереокино, хотя почти ничего не понял из увиденного, и к тому же мне было наплевать.
Мы поднимались в океане нежного, расплывчатого, по большей части зеленого цвета. То были растения — столько растительности сразу я никогда раньше не видел. Висячие Сады, как сказал мне кто-то однажды. Затем мы поднялись над садами, ярус за ярусом, двигаясь в свете дня, который мог бы называться Божьим… Башни, сверкающие и плывущие, пронзающие яркое голубое небо и это небо отражающие, так что казалось, будто оно проплывало сквозь них…
Я зажмурился, меня трясло, голова кружилась. Через минуту, открыв глаза, я посмотрел на бесконечно высокое небо, на Куарро, сияющий внизу и похожий на… на… Я чувствовал, что должны быть слова, чтобы описать то, что открывалось передо мной, но не мог их найти.
Молодчик из Службы Безопасности сидел молча, опершись спиной о разделявший нас барьер. Город лежал внизу между заливом и морем подобно длинной изящной руке, украшенной драгоценностями, которые сверкали сквозь туман. О Мать Земля, — неужели я здесь живу? Я ощутил, как наручники врезались мне в запястья.
Мы стали снижаться и опустились на выступ на уровне середины посеребренной стены здания, где уже стояли два модуля. Вход был заранее открыт, причем было видно, что им не часто пользовались. Мы попали в помещение, напоминающее больницу, — я понял это, лишь только мы вошли. Больница всегда остается больницей, как ни пытайся сделать из нее что-то другое. Я замер:
— Что это? Что со мной собираются делать?
— Это Институт исследований Сакаффа, — сказал офицер безопасности. — Я не знаю, что с тобой будет, да мне и наплевать. В конце концов, ты сам пошел на это!
Он стоял между мной и дверью, и мне ничего не оставалось, как двинуться дальше. Офицер спросил проходившую мимо служащую, как найти нужную нам дверь.