— Я рассказал им то, что помнил… — Он остановился. — После того как это произошло, я как будто вспоминал сон — что-то было ясно, что-то не совсем. Полностью я так и не смог восстановить картину. Иногда приходят в голову новые подробности. — Судя по его голосу, он с трудом верил, что это вообще было. — Но одно дело — привидения, другое — мифический террорист, пытающийся захватить шахты…
— Разве ты не помнишь, что было со снегоходом?
— Да, конечно помню. По крайней мере, я подал рапорт о случившемся. — Он вздохнул. — Они сказали, что это сбой в работе электроники — в течение нескольких месяцев у нас нет приличного механика. — Он думал о том, что никому в голову не пришло докапываться до подробностей. И что никто не поверит, будто разработкам телхассия угрожает опасность или что туда вообще можно проникнуть.
— Если они даже тебе не верят… — Мой голос вновь ослабел. — Что толку рассказывать, если ни одна собака тебе не верит! Да зачем мне вообще это надо? Пошли вы все, грязные ублюдки! Вы заслуживаете того, что получите, и будь я проклят, если должен страдать из-за вас. Джули — ненормальная… Иначе она не влюбилась бы в этого урода Зибелинга. Почему… — Я стал впадать в забытье.
Джоральмен встряхнул меня.
— Начинай! Я, по крайней мере, выслушаю. Расскажи мне остальное.
— Дерьмо! — выругался я, и он отпустил меня. — Спроси Кильходу — он слышал все. В городе действует группа псионов, готовая к захвату шахты… — Я собрался с силами и стал рассказывать. — Я должен был вернуться на шахты, чтобы Рубай через меня мог телепортироваться сюда. У него план — отравить всех газом и открыть ворота для своих людей. Если я не войду с ним в контакт, он не сможет это сделать, но тогда погибнут все, с кем я работаю. Я подумал, что если я предупрежу вас, вы приедете в город и накроете всю сеть. Я же говорил это Кильходе, но все смеются надо мной!
— Не обвиняй их, — возразил Джоральмен. — В твою историю было бы трудно поверить, если бы ты даже носил униформу, а не каторжное клеймо. Однако Киль упоминал о некоторых странностях, которыми сопровождалась покупка твоего контракта. Именно поэтому он дал директорам выслушать тебя. Да, и потому еще, что ты спас мне жизнь…
— Да… И потому, выслушав меня, добавили дюжину лишних ударов, исключительно из чувства благодарности… — Псион, читающий мысли, чужак…
Джоральмен пробормотал ругательство и покачал головой.
— Невежество питает страх…
— Ты думаешь, что ты не боишься меня? Тебе что — нечего скрывать?
Его переполнило чувство вины, с минуту он разглядывал меня, затем вздохнул.
— В этом все дело. Для большинства тот, кто способен заглянуть им в души, — Бог. А многим хотелось бы, чтобы даже Бог был слегка близоруким…
— (Земля слепцов), — подумалось мне.
— Что-что? — он моргнул и помотал головой.
— Да нет, ничего.
— Если ты работал… работаешь с агентами ФТУ, как получилось, что ты с клеймом? Это не входило в твои планы, а? — Он нахмурился.
— Нет… Меня просто выкинули из программы исследований — там, на Ардатее.
— И сдали тебя контрактникам?
— Да. В общем, долгая история.
— Да уж, конечно. Но ты продолжаешь помогать им и нам? — Я промолчал. — Почему?
Я отвернулся.
— Это личное…
Джоральмен некоторое время сидел молча. Потом он сказал:
— Я поговорю с ними.
Я не мог вспомнить, кого именно он имеет в виду, и не заметил, как он вышел. Никто не поможет мне, всем плевать на клейменыша-чужастика. Я сделал все, что было в моих силах, и проиграл, упустил наш Последний шанс. Джули и Зибелинга убьют, а я навечно останусь рабом. Но это несправедливо! Я сжал кулаки, полоска клейма врезалась в опухшее запястье. Спина была сплошным свежим мясом. Я не герой, я мелкий воришка-полукровка, который едва может произнести по буквам, как пишется его имя. Как такое ничтожество способно что-либо изменить?
С самого первого дня в Куарро я понял, что такое свободная жизнь; но каждый, с кем бы я ни сталкивался, старался заковать меня — по необходимости, из зависти или чтобы обвинить меня в чем-то. Я двинул ногой и услышал звяканье цепей, оглушительное в полной тишине. Полгода назад я с трудом переносил груз собственной жизни, какого же черта я должен в одиночку спасать Галактику?
Совсем один… И так было всегда.
Наконец я уснул. Где-то в темноте своих снов я встретил ту, которую знал лишь по снам: она всегда исчезала, стоило мне открыть глаза. Ту, которая была так же одинока, как я; она знала горечь потерь и бродила неприкаянно в моих снах. Ту, чья любовь однажды согрела меня где-то в другой жизни, чьи руки вынесли меня из опасности, чей голос тихо напевал мне колыбельную и шептал мне слова надежды, когда, казалось, все было потеряно. Чья тень беспрестанно бродила по покинутым коридорам моего сознания, указывая, где обрести силы, полностью покинувшие меня; ту, что давала мне импульс жить, когда мне хотелось умереть. Ту, чье имя я не знал, потому что оно пряталось в самой глубине. Ту, чье лицо было постоянно скрыто: она не позволяла мне запомнить его, несмотря на то, что я отчаянно кричал, желая увидеть ее хоть еще раз, несмотря на то, что я отчаянно нуждался в ней и хотел снова ощутить теплоту ее объятий.
Я очнулся в кромешной темноте. Я мигнул; серые частички перед глазами взметнулись вверх и остановились, но я не мог сфокусировать взгляд. В моем сознании осело нечто, сущность чего я не мог понять; и я проснулся от этого, как некогда просыпался на улицах, нутром улавливая опасность. Не шевелясь, я напряженно вслушивался.
Свет в палате был погашен на ночь, но я чувствовал, что уже занимается заря нового дня. Я помнил, где нахожусь, и чувствовал, что в темноте палаты спал еще кто-то, за пару коек от меня. Он закашлялся и повернулся. Затекшая во время сна кисть руки сжалась в кулак, а кончики нервов на спине уже лизало беспощадное пламя — действие болеутоляющего проходило. Тогда я вспомнил, что мне снилось: среди стен кошмара светился нежный женский образ, и было страстное желание прорваться к этой женщине сквозь немыслимые барьеры времени и пространства. Напрягая все силы и зная, что этого все равно недостаточно…