— Эта маленькая беседа была для меня превеликим удовольствием, — сказал он благодушно, — но, боюсь, я не могу долее позволять радостям чисто светского общения мешать моим коммерческим занятиям. С вашего разрешения я вернусь в мой отдел, где мое отсутствие уже должно было вызвать недоуменные вопросы, а возможно, и растерянность. Однако, надеюсь, мы скоро встретимся в клубе. До свидания, сэр, до свидания.
Он покинул кабинет и мечтательно вернулся в Почтовый Отдел, а управляющий банком продолжал остекленело смотреть в никуда.
13. Майка переводят
Данный эпизод, так сказать, завершил первый акт коммерческой драмы, в котором Майк и Псмит получили ведущие роли. И, как обычно происходит по окончании акта, на некоторое время наступило затишье, прежде чем началось движение к следующей кульминации.
По мере того, как дни сменяли друг друга, Майк начал свыкаться с жизнью в банке и обнаруживать, что у нее есть и своя приятная сторона. Когда некоторое число людей трудится над чем-то общим, пусть даже не над тем, чему, будь это в их власти, посвятили бы свои жизни обязательно возникает атмосфера товарищества, нечто родственное, хотя в сотню раз слабее духа школы. Такое сообщество лишено главного слагаемого духа школы — гордости за нее и за ее достижения. Никто не способен гордиться достижениями банка. Когда Новый Азиатский банк выиграл организацию очередного японского займа, его служащие не вскочили на свои табуреты, разражаясь восторженными криками. Наоборот, они прикинули, какой дополнительной работой это обернется, и не скупились на ругательства, хотя нельзя было отрицать, что для банка это была большая победа — примерно, как выигрыш престижного матча для школы.
Банкам свойственна холодная безликость. А школа — живое существо.
Если исключить это важнейшее отличие, то Новый Азиатский банк все-таки имел некоторое сходство со школой. Хотя главы отделов не обладали самодержавностью учителей, и с тобой обходились более по-взрослому, как мужчина с мужчиной, все же привкус школьной республики был достаточно сильным. Большинство служащих банка — за исключением некоторых твердолобых молодых шотландцев, завербованных в других учреждениях Сити — были выпускниками престижных школ. В первую же неделю Майк обнаружил двух Старых Рикинцев. Знакомыми он их назвать не мог бы, они покинули школу, когда он играл в команде лишь второй год. Но все равно было приятно ощущать их рядом и чувствовать, что образование они получили там, где следовало.
Что до личного благополучия Майка, наличие этих двух Рикинцев оказалось крайне полезным. Оба знали все о его крикете и поделились этими сведениями с окружающими. Новый Азиатский банк, подобно большинству лондонских банков, поощрял спорт и имел команду, которая вполне могла потягаться с большинством второстепенных клубов. Отбытие двух лучших бэтсменов предыдущего сезона обеспечило Майку восторженный прием. Ведь Майк побывал в команде графства! Правда, он играл за свое графство всего раз, но это значения не имело. Он преодолел барьер, отделяющий бэтсмена второго класса от бэтсмена первого, и банк приветствовал его с благоговением. Игроки графств с неба каждый день не сыплются.
Майку не нравилось считать свою работу в банке жизненным призванием. Но к обитателям банка он не питал той враждебности, какую вызывали у него обитатели Седли. На последних он смотрел, как на принадлежность школы, а, следовательно, как на врагов.
Своих сослуживцев в банке он воспринимал, как товарищей по несчастью. Они все вместе плыли в одной лодке. Здесь были выпускники Тогбриджа, Далиджа, Бедфорда, Сент-Пола и десятка других школ. Одного-двух он знал по репутации, почерпнув необходимые сведения из ежегодного крикетного справочника. Баннистер, его веселый предшественник в Почтовом Отделе, сообразил он теперь, был тем самым Баннистером, который играл за Геддингтон против Рикина, когда он второй год играл в команде своей любимой школы. Манроу, великана в Долгосрочных Депозитах, он вспомнил как вожака риптонской стаи. Каждый день приносил новые открытия такого рода, и каждое все больше примиряло Майка с его участью. В Новом Азиатском банке собрались отличные ребята, и, если бы не тоскливая перспектива, которую сулило будущее — в отличие от большинства его сослуживцев Майка не манила жизнь на Востоке — он был бы вполне доволен.
Некоторым пятном была враждебность мистера Бикерсдайка. Псмит завел привычку по вечерам брать Майка с собой в клуб. И это никак не способствовало стиранию в памяти управляющего его давней стычки со Старым Рикинцем.
Касательно отзывов мистера Росситера, барометр по-прежнему показывал «ясно», и Майку в значительной мере удавалось избегать ковра управляющего, но дважды, когда он отправил письма без предварительной формальности их штемпелевания, мистер Бикерсдайк не упустил представившейся ему возможности. Если бы не эти случаи, жизнь была бы вполне приятной. Благотворные усилия Псмита превратили Почтовый Отдел в одну счастливую семью, и экс-владельцы тамошних конторок, а особенно Баннистер, не могли надивиться перемене в мистере Росситере. Он более не выпрыгивал из своего логова, будто охотящаяся пантера. Обращение с жалобами на своих подчиненных управляющему банком отошло в область преданий. Он утратил это искусство. Зрелище Псмита и мистера Росситера, шествующих в чаянии взаимно перекусить стало настолько привычным, что уже никем не замечалось.
— С помощью доброты, — сказал Псмит Майку после одной из этих экспедиций, — с помощью доброты и такта. Вот как это достигается. Я не оставляю надежды в один прекрасный день выдрессировать товарища Росситера прыгать сквозь бумажные обручи.
Так что жизнь Майка в банке стала вполне, вполне приятной.
Во внеслужебные часы он наслаждался развлечениями. Лондон был ему незнаком, и, имея в спутниках Псмита, он извлекал из столицы массу удовольствия. Вест-Энд не был Псмиту чужд, и гидом он оказался превосходным. Поначалу Майк с неизменной регулярностью возражал против привычки Псмита платить за все, но Псмит с томной твердостью отметал любые возражения.
— Я нуждаюсь в вас, товарищ Джексон, — сказал он, когда Майк заявил протест, обнаружив, что его ведут в партер второй вечер подряд. — Мы должны держаться вместе. Ваше место как моего доверенного секретаря и советника рядом со мной. Как знать, не снизойдет ли нынче на меня между вторым и третьим актом какая-нибудь светозарная мысль? Смогу ли я высказать ее моему соседу или девице с программками? Будьте при мне, товарищ Джексон или нам каюк.
И Майк был при нем.
К этому времени Майк настолько свыкся со своей работой, что мог с точностью до пяти минут предсказать, когда хлынут письма, и получил возможность тратить заметную часть своего времени, читая контрабандный роман за кипой гроссбухов или в чайной комнате. Новый Азиатский банк обеспечивал своих служащих чаем. По качеству он был скверным, а прилагавшийся к нему хлеб с маслом еще хуже. Но он обладал особым достоинством, создавая предлог отлучиться от своей конторки. Все стены чайной комнаты, находившейся в подвале, были усеяны большими печатными напоминаниями джентльменам, что на чай им отведено только десять минут, но мешкать там можно было ровно столько, сколько стерпит глава твоего отдела, то есть от двадцати минут до часа с четвертью.
Подобное положение вещей было слишком хорошим, чтобы продолжаться долго. Вскоре после Нового Года появился новый служащий, и Майк был переведен в другой отдел.
14. Мистер Уоллер являет себя в новом свете
Отдел, куда перевели Майка, именовался «Обналичка», а, точнее говоря, поступил он в ту секцию, которая называлась «Платящий Кассир». Важная обязанность швырять дублоны в окошечко принадлежала не Майку, но мистеру Уоллеру. Труд Майка был менее зрелищным и выполнялся на заднем плане при помощи пера, чернил и гроссбухов.
Порой, когда мистер Уоллер отправлялся подзакусить, Майк выступал в роли его заместителя и кассировал чеки, но уходил мистер Уоллер всегда в период затишья, и Майку редко выпадало выдавать сколько-нибудь внушительные суммы.