Александра Хохлова и Дмитрий Орлов
ПСС
Харона, дремлющего в лодке у берега чёрного Стикса, Дмитрий Михайлович заметил ещё издали, когда уточнял дорогу у чумазого малолетнего чертёнка. Последний, чертыхаясь на Балабановскую фабрику, пытался развести огонь под котлом со смолой и грешниками.
— Не перевезёте, уважаемый? — подойдя поближе, спросил у Харона покойный.
— А? Деньги есть? — встрепенулся перевозчик.
Похлопал себя по карманам брюк и обыскав пиджак, Дмитрий Михайлович обнаружил металлический советский рубль.
— Меня похоронили в старом костюме. И вот… завалилось за подкладку.
Харон покрутил монету в руках и с явным сожалением вернул обратно.
— Я собираю советские рубли, но принять к оплате не могу, — вздохнул он.
— Почему? — огорчился покойный.
— Устав перевозчиков мёртвых. Параграф два, пункт девять: «Нельзя принимать в качестве оплаты монеты несуществующих государств, за исключением специально зарезервированных валют», — процитировал перевозчик.
— Каких?
— Драхмы, оболы, сестерции, денарии, квинарии… — принялся перечислять Харон.
Покойный устало махнул рукой, давая понять, что ничего из вышеперечисленного у него нет.
— А зачем вам к древним грекам? — вкрадчиво поинтересовался перевозчик. — Вот, помню, перевозил одного доктора исторических наук. За два советских пятака. Но так до 1991 года было. — Харон уважительно покачал головой в чёрном капюшоне и продолжил: — Он умолял довезти его хоть до Тартара. Так Древнюю Грецию любил, что согласен был жить после смерти хоть в будке у Цербера, если тот не против. А вам что там делать? Вы кто? Инженер? Бюджетник?
— Так точно, — не стал отпираться Дмитрий Михайлович.
— Глаз у меня намётанный! — порадовался своей проницательности Харон. — А вероисповедание какое, если не секрет?
— Атеист.
— Ууу… Не берут никуда, да?
— Не берут, — грустно подтвердил слова Харона покойный.
— А к древним египтянам не просились? Осирис — дядька добрый.
— Так там очередь на последний суд со времён восемнадцатой династии тянется, — пожаловался Дмитрий Михайлович. — И записываться надо было ещё при жизни, и анкету иероглифами заполнять.
— В Вальгалле были? — участливо поинтересовался Харон.
— Был. Почти взяли, — с нескрываемой гордостью ответил Дмитрий Михайлович.
— Да ладно? Рассказывайте!
— Я ведь умер с ножом в руках, — стал объяснять покойный. — Бутерброд делал… Но потом подумали и передумали. Локи был за, а Тор и Один против.
…Действительно, в день своей смерти наш герой — Дмитрий Михайлович Добронравов — взял поджаренный в тостере ломтик хлеба, намазал оный домашним майонезом и положил сверху копчёную грудинку. Стал нарезать огурчик и… скоропостижно скончался от сердечного приступа. Хорошее настроение перед смертью обеспечило Добронравову лояльное отношение потусторонних существ, ведь позитивных людей любят везде, однако этого, к сожалению, было категорически недостаточно, чтобы покойный обрел своё место под загробным солнцем.
— Что это? Будто солнце встаёт, — спросил Добронравов у Харона, указав на зарево, разгорающееся слева.
— Это открывается проход в ПСС, — усмехнулся перевозчик.
— Куда?
— В Потусторонний Советский Союз.
— А мне туда можно? — с надеждой в голосе спросил покойный.
— Спроси у Алого Сфинкса. Я такие вопросы не решаю, — уклонился от прямого ответа перевозчик. — Иди налево. Просто иди на красный свет, — повторил он, уловив сомнение на лице у Добронравова.
И пошёл Добронравов налево, в сторону красного сияния. Шёл он, шёл по пустыне, пока наконец не увидел среди багряных барханов Сфинкса из полированного гранита.
В глазах Алого Сфинкса пылали рубиновые звёзды, улыбка хранила хитрый прищур, под красноватой каменной шкурой переливались мощные бугры мышц. Между внушительного размера когтистыми лапами стояла высоченная дверь из серого чугуна СЧ20, на которой был высечен герб: колосья пшеницы, сплетённые в снопы, венчали звезду с золотыми серпом и молотом, на кумачовой ленте серебрилась полустёртая надпись «Пролетарии всех стран…». Наполовину занесённый песками, Сфинкс, тем не менее, не утратил величественного вида и по-прежнему внушал страх и трепет.
— Выборочный маркер номер один. Герцеговина Флор! — сказал Алый Сфинкс хорошо поставленным дикторским голосом, как только наш герой протянул руку к двери.
— Что, простите? — переспросил Дмитрий Михайлович, но Сфинкс, как и положено, загадочно молчал.