— Индеец в джинсах! — решил он добить оппонента.
Лже-Хрущёв откинул длинные иссиня-чёрные волосы со смугло-красного лица, почесал горбинку орлиного носа. Снял очки. Глаза у него оказались необыкновенные: большие, миндалевидные, сильно косящие к переносице, а главное — зелёные, со зрачками цвета перламутровых кукурузных зёрен.
— И снова здравствуйте! — намного подумав, произнес индеец. — Разрешите представиться — майянский бог кукурузы Кукуцаполь.
— И снова ложь, — не поверил ни единому слову Добронравов. — Кукуцаполь — советское имя, означающее «Кукуруза — царица полей».
— Ессно, советское, — охотно согласился с ним странный тип. — Мое настоящее имя вам ничего не скажет, да вы его и не выговорите. Я действительно майянский бог, но… в Риме будь как римляне, а в ПСС… Ну, вы меня понимаете.
— Как вы попали сюда, не будучи советским человеком?! — возмутился Дмитрий Михайлович. — Вообще не будучи человеком?
— Мне помог наш общий знакомый с речки.
— А! Харон-Харитон?
— Да, как-то раз угостил его попкорном. Мой потусторонний мир давно закрылся в связи с отсутствием верующих и желающих, — вздохнул майянский бог. — Народ разбежался кто куда. Думал, совсем пропаду, но была в истории вашей страны замечательная эпоха, куда я отлично вписался.
— А где тогда настоящий Хрущёв?
— В доме. Пойдёмте, покажу.
Кукуцаполь повёл Дмитрия Михайловича по запутанному лабиринту комнат, коридоров, залов и внутренних двориков и наконец привёл в каморку, где по стенам были развешены репродукции картин Айвазовского, надерганные из журнала «Огонёк», и стояла старинная железная кровать с шишечками в виде кукурузных початков. Над кроватью висела грифельная доска. На ней было написано семи- или восьмизначное число — начиналось, кажется, с девятки, заканчивалось на тройку. А на кровати лежал связанный человек в семейных трусах и с кляпом во рту.
— Вы что делаете? — возмутился Добронравов. — Освободите его немедленно!
— Сами освобождайте, — спокойно ответил майянский бог, небрежно прислоняясь к дверному косяку, рядом с которым висел морской пейзаж в изумрудных тонах «Кораблекрушение у берегов Гурзуфа».
Дмитрий Михайлович сделал шаг в сторону кровати, но тут его взгляд упал на белые облака над морем на картине «Эскадра Черноморского флота перед выходом на Севастопольский рейд». И он отступил.
— Будете развязывать?
— Нет.
— Почему?
— По кочану! То есть по початку.
— А если серьёзно?
Кивнув на репродукцию «Дорога на Ай-Петри», где море сияло сквозь чуть розоватую дымку, Дмитрий Михайлович с грустью заметил:
— А я ведь там побывал — лет в двадцать, а потом собирался-собирался, да как-то не срослось…
— Понятно, — подойдя к грифельной доске, Кукуцаполь стёр последнюю тройку и исправил на четвёрку. — Пойдемте, не будем мешать Никите Сергеевичу отдыхать.
Выйдя из дома, Добронравов попытался прислушаться к звукам, чтобы понять, куда ему теперь идти. Кукурузное поле простиралось от края до края, и слышен был лишь отдалённый шум работающих комбайнов. Понаблюдав за его мучениями, майянский бог сжалился и сказал:
— Ладно, пойдёмте, ещё кое-что покажу. Чтобы поменять эпоху, необходимо не только к звукам прислушиваться. Шире надо смотреть!
Кукуцаполь повёл нашего героя на задний двор, и Дмитрий Михайлович понял, что хатка-мазанка была вершиной гигантской многоступенчатой пирамиды, высокой, как гора.
— Я видел такую пирамиду в фильме с Тарантино, — заметил майянскому богу Добронравов.
— Я тоже, — слегка пожал плечами Кукуцаполь. — Задумка понравилась — сделал и себе такое.
Каждая ступень пирамиды была как этаж дома, и спуститься по ней вниз без специального альпинистского снаряжения не представлялось возможным. Бог указал Дмитрию Михайловичу на площадку с дельтапланом.
— А вы знали, что в СССР свободные полёты на дельтапланах начались с 1972 года?
— Это называется «шире смотреть»?! — задрожал от страха Добронравов. — Никуда на нём не полечу!
— Почему?
— Не умею!
— Учиться никогда не поздно.
— Боюсь!
— Чего боитесь-то? Разбиться? — расхохотался бог, согнувшись пополам. — Мать моя — богиня перца!
Наш герой прекрасно понимал, что глупо бояться смерти, когда ты мёртв, но ничего поделать с собой не мог.
— Я ещё в теплице хотел побывать, — жалобно попросил он.
— С кукурузой, которая растет за полярным кругом? — хмыкнул Кукуцаполь, ещё больше скашивая взгляд. — Дмитрий Михайлович, вам же не пять лет было, когда вы умерли.