** № 15 (III ред.).
Карета застучала дальше, а Генералъ съ Маіоромъ вошли въ пріемную. Проходя мимо отворенной двери адъютантской комнаты, Генералъ замтилъ мою немундирную фигуру и обратилъ на нее свое милостивое вниманіе. Выслушавъ мою просьбу, онъ изъявилъ на нее совершенное согласіе и прошелъ опять въ кабинетъ. «Вотъ еще человкъ, — подумалъ я, — имющій все, чего только добиваются люди: чинъ, жену, богатство, знатность; и этотъ человкъ передъ боемъ, который Богъ одинъ знаетъ чмъ кончится, шутитъ съ хорошенькой женщиной и общаетъ пить у нея чай на другой день, точно также, какъ будто онъ встртился съ нею на придворномъ бал или раут у Собранника». Я вспомнилъ слышанное мною разсужденіе Татаръ о томъ, что только байгушъ можетъ быть храбрымъ: богатый сталъ, трусъ сталъ, говорятъ они, нисколько не въ обиду своему брату, какъ общее и неизмнное правило. Генералъ вмст съ жизнью могъ потерять гораздо больше тхъ, надъ кмъ я имлъ случай длать наблюденія, и напротивъ, никто не выказывалъ такой милой, граціозной безпечности и увренности, какъ онъ. Понятія мои о храбрости окончательно перепутались.
** № 16 (III ред.).
Я люблю ночь. Никакое самолюбивое волненіе не можетъ устоять противъ успокоительнаго, чарующаго вліянія прекрасной и спокойной природы.
Какъ могли люди среди этой природы не найдти мира и счастія? — думалъ я.
Война? Какое непонятное явленіе <въ род человческомъ>. Когда разсудокъ задаетъ себ вопросъ: справедливо-ли, необходимо-ли оно? внутренній голосъ всегда отвчаетъ: нтъ. Одно постоянство этаго неестественнаго явленія длаетъ его естественнымъ, а чувство самосохраненія справедливымъ.
Кто станетъ сомнваться, что въ войн Русскихъ съ Горцами справедливость, вытекающая изъ чувства самосохраненія, на нашей сторон? Ежели бы не было этой войны, что-бы обезпечивало вс смежныя богатыя и просвщенныя русскія владнія отъ грабежей, убійствъ, набговъ народовъ дикихъ и воинственныхъ? Но возьмемъ два частныя лица. На чьей сторон чувство самосохраненія и слдовательно справедливость: на сторон-ли того оборванца, какого нибудь Джеми, который, услыхавъ о приближеніи Русскихъ,105 съ проклятіемъ сниметъ со стны старую винтовку и съ тремя, четырьмя зарядами въ заправахъ, которые онъ выпуститъ не даромъ, побжитъ навстрчу Гяурамъ, который, увидавъ, что Русскіе все-таки идутъ впередъ, подвигаются къ его засянному полю, которое они вытопчутъ, къ его сакл, которую сожгутъ, и къ тому оврагу, въ которомъ, дрожа отъ испуга, спрятались его мать, жена, дти, подумаетъ, что все, что только можетъ составить его счастіе, все отнимутъ у него, — въ безсильной злоб, съ крикомъ отчаянія, сорветъ съ себя оборванный зипунишко, броситъ винтовку на землю и, надвинувъ на глаза попаху, запоетъ предсмертную псню и съ однимъ кинжаломъ въ рукахъ, очертя голову, бросится на штыки Русскихъ? На его-ли сторон справедливость, или на сторон этаго офицера, состоящаго въ свит Генерала, который такъ хорошо напваетъ французскія псенки имянно въ то время, какъ прозжаетъ мимо васъ? Онъ иметъ въ Россіи семью, родныхъ, друзей, крестьянъ и обязанности въ отношеніи ихъ, не иметъ никакого повода и желанія враждовать съ Горцами, а пріхалъ на Кавказъ.... такъ, чтобы показать свою храбрость. Или на сторон моего знакомаго Адъютанта, который желаетъ только получить поскоре чинъ Капитана и тепленькое мстечко и по этому случаю сдлался врагомъ Горцевъ? Или на сторон этаго молодаго Нмца, который съ сильнымъ нмецкимъ выговоромъ требуетъ пальникъ у артилериста? Каспаръ Лаврентьичь, сколько мн извстно, уроженецъ Саксоніи; чего-же онъ не подлилъ съ Кавказскими Горцами? Какая нелегкая вынесла его изъ отечества и бросила за тридевять земель? Съ какой стати Саксонецъ Каспаръ Лаврентьичь вмшался въ нашу кровавую ссору съ безпокойными сосдями?
105