Какія нибудь жалкія, ни съ кмъ не знакомыя, но приглашенныя по проискамъ родственницъ барышни сидятъ около стнъ и дурнютъ отъ злости за то, что, несмотря на ихъ прекрасные туалеты, стоившіе, можетъ быть, мсячнаго труда, никто съ ними танцовать не хочетъ. — Всего не перескажешь, но дло въ томъ, что для К[нязя] Корнакова все это страшно старо. Хотя много старыхъ лицъ сошло и много новыхъ выступило на свтскую арену за его время, но отношенія, разговоры, дйствія этихъ лицъ все т-же самыя. Матерьяльная часть бала, даже буфетъ, ужинъ, музыка, убранство комнатъ, все до того хорошо извстно Князю, что ему иногда становится невыносимо гадко 20й разъ видть все одно и то же. Князь Корнаковъ быль одинъ изъ тхъ богатыхъ, пожилыхъ холостяковъ, для которыхъ свтъ сдлался необходимйшею и вмст скучнейшею изъ потребностей; необходимйшею потому, что въ первой молодости, занявъ безъ труда первое мсто въ свт, самолюбіе не позволяло ему испытывать себя на другой, неизвстной дорог въ жизни и даже допускать возможность другаго образа жизни; скучнйшею-же потребностью сдлался для него свтъ потому, что онъ былъ слишкомъ уменъ, чтобы давно не разглядть всю пустоту постоянныхъ отношеній людей, не связанныхъ между собою ни общимъ интересомъ, ни благороднымъ чувствомъ, а полагающихъ цль жизни въ искуственномъ поддержаніи этихъ постоянныхъ отношеній. Душа его всегда была полна безсознательной грусти о даромъ потерянномъ прошедшемъ и ничего не общающемъ будущемъ, но тоска эта выражалась не тоскою и раскаяніемъ, а желчною, свтскою болтовнею — иногда рзкою, иногда пустою; но всегда умною и благородно оригинальною. Онъ принималъ такъ мало участія въ длахъ свта, смотрлъ на него такъ равнодушно, какъ бы сказать à vol d’oiseau,129 что не могъ приходить ни съ кмъ въ столкновеніе; поэтому никто не любилъ его, никто и не нелюбилъ; но вс смотрли съ тмъ особеннымъ уваженіемъ, которымъ пользуются люди, составляющіе свтъ.
«Encore un tour je t’en prie»,130 говорилъ Сережа своей кузин, обхвативъ ея тоненькую талію и съ разгорвшимся лицомъ, легко и граціозно, проносясь въ вальс уже 10-й разъ черезъ всю залу.
«Нтъ, довольно, я уже устала», — отвчала улыбаясь хорошенькая кузина, снимая руку съ его плеча.
Сережа принужденъ былъ остановиться и остановиться именно подл той двери, у которой, небрежно облокотившись, съ обычнымъ выраженіемъ самодовольнаго спокойствія, стоялъ Князь Корнаковъ и что-то говорилъ <хорошенькой> Графин Шöфингъ.