«Ей Чавалы! — кричалъ онъ, — послушайте, послушайте», — но никто не обращалъ на него ни малйшаго вниманiя. Наконецъ кое-какъ онъ усплъ добиться того, что его выслушали.
«Мака не придетъ? — сказалъ онъ, — такъ вы такъ и скажите». —
«Поврьте моей чести, — сказалъ дирижеръ: — С[тешка] споетъ не хуже ея; а ужъ какъ поетъ «Ночку», такъ противъ нея нтъ другой Цыганки, вся манера Танюши, вдь изволите всхъ нашихъ знать, — прибавилъ онъ, зная, что этимъ льститъ ему. — Извольте ее послушать».
Цыганки, въ нсколько голосовъ обратясь къ Г[енералу], говорили то же самое.
«Ну ладно, ладно, габаньте».
«Какую прикажете?» — сказалъ д[ирижеръ], становясь съ гитарой въ рукахъ передъ полукругомъ усвшихся Цыганъ.
«По порядку, разумеется, «Слышишь».
Цыганъ подкинулъ ногой гитару, взялъ аккордъ, и хоръ дружно и плавно затянулъ «Вдь ли да какъ ты слы-ы-шишь....»
«Стой, стой! — закричалъ Генералъ: — еще не все въ порядк, — выпьемте».
Г[оспо]да вс выпили по стакану гадкаго теплаго шампанскаго. Генералъ подошелъ къ Цыганамъ, вллъ встать одной изъ нихъ, бывшей хорошенькой еще во время его молодости, Любаш, слъ на ея мсто и посадилъ къ себ на колни. Хоръ снова затянулъ «Слышишь». Сначала плавно, потомъ живе и живе и наконецъ такъ, какъ поютъ Ц[ыгане] свои псни, т. е. съ необыкновенной энергiей и неподражаемымъ искуствомъ. Хоръ замолкъ вдругъ неожиданно. Снова первоначальной акордъ, и тотъ же мотивъ повторяется нжнымъ сладкимъ звучнымъ голоскомъ съ необыкновенно оригинальными украшенiями и интонацiями, и голосокъ точно также становится все сильне и энергичне и, наконецъ, передаетъ свой мотивъ совершенно незамтно въ дружно подхватывающiй хоръ. —
Было время, когда на Руси ни одной музыки не любили больше Цыганской; когда Цыгане пли русскiя стар[инныя] хорошiя псни: «Не одна», «Слышишь», «Молодость», «Прости» и т. д. и когда любить слушать Цыганъ и предпочитать ихъ Итальянцамъ не казалось страннымъ. Теперь Цыгане для публики, которая сбирается въ пасаж, поютъ водевильные куплеты, «Дв двицы», «Ваньку и Таньку» и т. д. Любить Ц[ыганскую] музыку, можетъ быть, даже называть ихъ пнiе музыкой покажется смшнымъ. А жалко, что эта музыка такъ упала. Ц[ыганская] м[узыка] была у насъ въ Россiи единственнымъ переходомъ отъ музыки народной къ музык ученой. Отчего въ Италiи каждый Лазарони понимаетъ арiю Доницети и Россини и наслаждается ею, а у насъ въ «Оскольдовой М[огил]» и «Жизни за Царя» купецъ, мщанинъ и т. п. любуются только Декорацiями? Я не говорю уже о ит[альянской] м[узык], которой не сочуствуетъ и 1/100 Русскихъ абонеровъ, а выбралъ такъ называемыя народныя оперы. Тогда какъ каждый Русской будетъ сочувствовать ц[ыганской] п[сн], потому что корень ея народный. Но мн скажутъ, что это музыка неправильная. Никто не обязанъ мн врить; но я скажу то, что самъ испыталъ, и т, которые любятъ ц[ыганскую] м[узыку], поврятъ мн, а т, которые захотятъ испытать, тоже убдятся. Было время, когда я любилъ вмст и Ц[ыганскую] и Н[мецкую] м[узыку] и занимался ими. Одинъ очень хорошiй музыкантъ, мой прiятель, Нмецъ по музыкальному направленiю и по происхожденiю, спорилъ всегда со мной, что въ Ц[ыганскомъ] хор есть непростительныя музыкальныя неправильности и хотлъ (онъ находилъ, какъ и вс, соло превосходными)152 доказать мн это. Я писалъ порядочно, онъ очень хорошо. Мы заставили пропть одну псню разъ 10 и записывали оба каждый голосъ. Когда мы сличили об партитуры, дйствительно, мы нашли ходы квинтами; но я все не сдавался и отвчалъ, что мы могли записать правильно самые звуки, но не могли уловить настоящаго темпа, и что ходъ квинтами, на который онъ мн указывалъ, былъ ничто иное, какъ подражанiе въ квинт, что-то въ род фуги, очень удачно проведенной. Мы еще разъ стали писать, и Р. совершенно убдился въ томъ, что я говорилъ. Надо замтить, что всякiй разъ, какъ <мы писали> выходило новое, движенiе гармонiи было тоже, но иногда акордъ быль полне, иногда вмсто одной ноты было повторенiе предъидущаго мотива — подражанiе. Заставить-же пть отдльно каждаго свою партiю было невозможно, они вс пли первый голосъ. Когда-же начинался хоръ, каждый импровизировалъ. —