— Ты должна нарисовать мне стаю птиц. Каждый китаец умеет рисовать птиц, не так ли, мистер Мао?
— О да, это одна из наших сильных сторон, — согласился он и обратился к Стэндишу: — Питер, не предложить ли нашим гостям чего-нибудь выпить перед ужином?
Стэндиш встрепенулся.
— О, разумеется. — Он взял бутылку шампанского со стоявшего неподалеку столика с напитками, открыл ее и наполнил три бокала и вручил каждому из нас. Я поднял свой, глядя на Мао.
— Пью за наше взаимопонимание и общий успех!
— А я, мистер Кэйн, — ответил он сердечно, — хочу выпить за вашу необыкновенную ловкость и изобретательность.
— Вы мне льстите. Я не заслуживаю таких похвал.
— Думаю, вы нам расскажете все по порядку. Признаюсь, вы сбили меня с толку. Не понимаю, как вам это удалось? — Я тоже ничего не понял, но у меня возникло тревожное чувство, как будто Мао бросил мяч, а я этот мяч не могу поймать, потому что не вижу, куда он летит. — Давайте садиться за стол, — предложил Мао, — мисс Донован, прошу справа от меня, мистер Кэйн — слева. Вам, Питер, по-моему, лучше сесть рядом с мисс Донован.
Мао сел во главе стола, а мы разместились в том порядке, как он указал. Хозяин дважды громко хлопнул в ладоши, появились мальчики-слуги с разнообразными блюдами, и ужин начался. Среди разносимых блюд самыми экзотическими оказались суп из ласточкина гнезда, языки жаворонков и деликатес, который я сразу узнал и отверг, — приготовленный несомненно из мяса собаки породы чау. Этих собак в Гонконге разводили специально для любителей такого рода экзотики. Главным блюдом стола явилась тушеная утка с гарниром из молодых побегов бамбука. После нее Мао заметил, что есть еще шесть блюд и мы можем выбрать из них любое на наш вкус, если не в состоянии попробовать все. Мы вежливо отказались.
Мальчик-слуга подал чай в тончайших, почти прозрачных, фарфоровых чашках, другой обошел всех с ящичком, где лежали дорогие сигареты с золотым обрезом.
Мао неторопливо сделал несколько глотков чая и, подняв голову от чашки, улыбнулся.
— Ну, а теперь, мистер Кэйн, — обратился он ко мне, — мы готовы выслушать вашу удивительную историю.
Я пожал плечами.
— Простите, но мне пока нечего вам рассказать.
— О, не скромничайте. Мы умираем от нетерпения.
— Да о чем вы? Послушайте, я ничего не понимаю.
— Скромность, безусловно, является добродетелью, но в разумных пределах. Избыток этого качества превращает ее в порок. Прошу вас, начинайте.
— Но я понятия не имею, чего вы от меня хотите? — Я с отчаянием взглянул на Стэндиша: — Что он от меня хочет?
Стэндиш нервно затеребил усики.
— Мне кажется, старина, вам лучше поступить так, как просит мистер Мао.
— О’кей, — сдался я, — так о чем вы хотите услышать?
— Разумеется, о бриллиантах, — мягко напомнил Мао, — о том, как вам удалось их похитить вчера вечером.
У меня от неожиданности отвисла челюсть.
— Какие бриллианты?
— Хватит с нами играть, мистер Кэйн. Вы прекрасно знаете, о чем идет речь. Ожерелье Сун Янг — тридцать прекрасно граненных камней, мистер Кэйн.
— Никогда о нем не слышал, — я ошеломленно смотрел на Мао, — и никогда не видел. За каким дьяволом я стал бы их красть?
— Вот это я и хочу услышать от вас. Я начинаю терять терпение, мистер Кэйн. Ожерелье стоит полмиллиона фунтов. Верните его мне.
— Да вы просто выжили из ума, если могли подумать, что я их украл! — Мне начинал надоедать весь этот бред.
— Что ж, если не хотите все рассказать по доброй воле, — устало произнес Мао, — придется вас убедить.
— Я уже сказал, — прорычал я, — не брал я ваших бриллиантов! Понятий о них не имею!
Он опять хлопнул дважды в ладоши, и где-то в глубине огромного холла ударили в гонг.
Я посмотрел на Стэндиша.
— Все это напоминает дешевый телефильм с плохим сценарием.
Стэндиш не ответил. Он не отрывал глаз от двери, и на лице его застыло напряженное ожидание. Я тоже посмотрел на дверь. Она медленно открывалась, и в нее протискивался человек чудовищных размеров. Я в жизни не видел ничего подобного. Гигант как будто сошел с телеэкрана из того самого дешевого телефильма с убогим сценарием, о котором я только что говорил Стэндишу. На нем была лишь набедренная повязка, наподобие тех, что носят кули (чернорабочие в некоторых восточных странах). Плоское монголоидное лицо, бесстрастное, застывшее, как у статуи, огромная бочкообразная грудь, лишенная растительности. Голова вытатуированной змеи приходилась на солнечное сплетение, при ходьбе туловище змеи оживало и делало волнообразные движения. В руке гигант сжимал кнут с металлическим наконечником. Приблизившись к противоположному от нас концу стола, он низко поклонился Мао.