Нет!
Ну постойте, я вас помирю. Дерби кто взял?
Взял, да ничего не стоит. Это случай. Кабы Кронпринц не заболел — посмотрел бы.
Входит .
Две страницы черновой рукописи драмы «Живой труп»
Уменьшено
Что ты?
Госпожа приехали, спрашивают Федор Васильевича.
Какая? дама?
Не могу знать. Только настоящая дама.
Федя. К тебе дама!
Кто это?
Не знает кто. (Лакею.) Проси в залу.
Да, постой, я пойду посмотрю. (Уходит.)
Кто это к нему? Наверно, Машка.
Какая Машка?
Цыганка Маша. Втюрилась в него, как кошка влюблена.
Какая милая. И поет.
Прелесть! Танюша да она. Вчера они с Петром пели.
Ведь экой счастливец этот...
Что его бабы любят, бог с ним.
Терпеть не могу цыганок. Никакого изящества нет.
Ну, не говори.
Я их всех за одну француженку отдам.
Ну, да ты известный эстет. Пойти посмотреть, кто это.
Уходит.
Если Маша, так приведи ее сюда, пусть споет. Нет, теперь не то цыгане. Танюша была. Ах чорт возьми.
А я думаю, что всё то же.
Как то же, когда романсы пошлые вместо песни?
И романсы есть хорошие.
А хочешь пари, что я заставлю спеть и ты не узнаешь: песня это или романс.
Коротков вечно пари.
Господа, это не Маша. А принять ее негде, кроме здесь. Пройдемте в биллиардную.
Давай пари. Что, заробел?
Хорошо, хорошо.
Вот и попадешь на бутылку.
Ну ладно. Вино захвати.
Уходят, разговаривая.
Пойдем сюда. Ах, ах. Как это ты. Да, да...
Федя, прости меня, если тебе неприятно, но ради бога выслушай меня. (Голос ее дрожит.)
Слушаю.
Федя, вернись домой.
Я тебя очень понимаю, Саша, милая, и на твоем месте я бы сделал то же: постарался бы как-нибудь вернуть всё к старому, но на моем месте, если ты, милая, чуткая девочка, была бы, как ни странно это сказать, — на моем месте, — ты бы наверное сделала то, что я, то есть ушла бы, перестала бы мешать чужой жизни...
Как мешать? Разве Лиза может жить без тебя?
Ах, милая Саша, голубушка, может, может. И еще будет счастлива, гораздо счастливее, чем со мной.
Никогда.
Это тебе кажется. (Держит в руке письмо и гнет.) Да не в том дело, то есть не то, что не в том дело, а главное дело в том, что я-то не могу. Знаешь, толстую бумагу перегибай так и этак. И сто раз перегнешь. Она всё держится, а перегнешь сто первый раз, и она разойдется. Так между мной и Лизой. Мне слишком больно смотреть ей в глаза. И ей также — поверь.
Нет, нет.
Говоришь нет, а сама знаешь, что да.
Я могу только по себе судить — если бы я была на ее месте, и ты бы ответил то, что ты отвечаешь, это было бы ужасно для меня.