Переработка письма началась, как видно по Дневникам Толстого, в августе 1909 г., а закончилась 9 сентября (в Крекшине). В письме к H. Н. Гусеву от 8 сентября 1909 г. Толстой сообщает: «Я занят был последнее время избранием и редактированием мыслей Лao-Tзe и предисловием к нему, и еще ответом польке, который Душан [Маковицкий] назначил для журнала Поссе, но который разросся и стал совсем не цензурным».467
12 сентября 1909 г. «Ответ польской женщине» был послан в журнал «Жизнь для всех»; в сопроводительном письме к издателю В. А. Поссе Толстой писал: «Когда Душан Петрович предложил мне послать это письмо к польской женщине вам, я пересмотрел его и невольно кое-что прибавил, от чего, боюсь, оно стало еще более нецензурно, чем было. Во всяком случае посылаю его вам, предоставляя вам сделать в нем те сокращения, какие найдете нужным. Буду рад, если оно в каком бы то ни было виде пригодится вашему изданию, которому по тому, что вы пишете об его задачах, всей душой сочувствую. Хотя я и не считал бы это письмо к польской женщине заслуживающим того, чтобы оно одновременно было напечатано зa границей (считаю незаслуживающим, потому что в нем много повторений много раз сказанного), В. Г. Чертков просит вас списаться о времени выхода, если Вы захотите печатать письмо. Прилагаю и письмо польской женщины. Вы сделаете с ним, что найдете нужным. Всё оно длинно и мало интересно. Может быть вы найдете нужным сделать из него извлечения».468
«Ответ польской женщине» появился в журнале «Жизнь для всех» 1909 г., декабрь (столб. 5—11), с значительными цензурными и редакционными сокращениями. В заметке от редакции приведена выдержка из выше цитированного письма Толстого. Тексту «Ответа» предшествует (столб. 1—4) «Письмо польской женщины к Л. Н. Толстому». Приводим текст письма в том виде, как он напечатан в журнале (подлинник не найден):
«Передо мною — обращение Ваше по поводу аннексии Боснии и Герцеговины. Прочла и убедилась, что Вы иногда способны ломать Ваше молчание и возвышать свой голос, хотя бы в столь далеких для Вас делах политики. Да, Вы способны вместе со всем русским народом, проникнуться возмущением по поводу далеких, незнакомых братьев Боснии и Герцеговины, способны в защиту их неприкосновенности, во имя их сомнительной обиды разразиться протестом по части справедливости и прав народа. Вижу это, вижу — и тем более жгуче, невыносимо больно сознание того Вашего преступного, виноватого и грешного молчания, которое Вы сохраняете по отношению Вашего близкого... брата...
И встает передо мною во всей суровости великий грех Ваш, тяжелое упущение, как христианина, как человека и как русского...
В историческом лицемерии своем находите вы все слова и чувства людские по отношению далеких славянских братьев, и все вы сознательно глухи и слепы по отношению к реальному делу, по отношению к настоящей тяжелой действительности, требующей от вас искренней воли, отваги и действия. Да, да, ведь, это вытекает из учения Вашего, великий русский пророк, из философии Вашей, изобретенной и оставляемой Вами народу как завещания, из учения «непротивления злу».
Берегитесь, Вы отравляете родину Вашу учением своим, усугубляете то зло и яд, которые и так душе народной привили века рабства. Берегитесь! Вам перед лицем идущей на Вас вечности — время прозреть и понять, что и в Вашем собственном мышлении и крови таится то самое пагубное зерно безволия, которое Вы освятили, как добро, в грешном и вредном учении Вашем, поданном народу.
Смотрите, вот оно, вот воплощенное в жизнь перед Вами...
Россия, разбитая анархией душевной и житейской, Россия, утопающая в разврате, упадке воли, обнищании чувств, оскудении души народа.
Где геройство, где спасительный вихрь подъема, решения в минуты тяжелых исторических переломов?
Где люди, вожди, пророки? Непротивление злу, непротивление злу на всех огромных, убитых пространствах России, растление душевное и физическое, гнет, дикость. Вот оно. Что дальше? Но это дело Ваше. Я разуверилась в обновлении духа и жизни России...
Тонкий слой светлого покрова, пропитанного культурой, свободой и гуманизмом запада, слишком слаб, и хрупок, и бессилен. Едва ли спасти ему всю темную гущу под собою, обуздать и светом проникнуть эту бурлящую, дикую и мутную стихию...
Боюсь, судьба может быть к русскому народу неумолима... Где заслуги его долгие, долгие века исторической жизни? Где его вклад в историю человечества? Кровь, кровь и — мрак...
Целое море крови и мрака...»
На ряду с этим мрачным зрелищем «польская женщина» рисует другую, более светлую картину, рисует «народную душу» польского народа, которая, не смотря на все терзания, остается «живая, упрямая, творческая, протестующая».
467
«Новый сборник писем Л. Н. Толстого». Собрал П. А. Сергеенко. М. 1912, стр. 327. В. А. Поссе начинал тогда издание журнала «Жизнь для всех», в котором и появилось письмо Толстого.