Въ числѣ безполезныхъ жертвъ этаго несчастнаго дѣла убиты Соймоновъ и Камстадіусъ. Про перваго говорятъ, что онъ былъ одинъ изъ немногихъ честныхъ и мыслящихъ Генераловъ Русской арміи; втораго же я зналъ довольно близко: онъ былъ членомъ нашего общества и будущимъ издателемъ Журнала. Его смерть болѣе всего побудила меня проситься въ Севастополь. Мнѣ какъ будто стало совѣстно передъ нимъ.
Англійскіе пароходы продолжаютъ блокировать Одессу. Море кнесчастію тихо. Говорятъ, что 27 было дѣло опять безъ результатовъ и что 3. будетъ приступъ. Я не успѣю пріѣхать раньше 5-го, но мнѣ чудится, что я еще не опоздаю. —
[3 ноября] 3 Октября. Въ Одессѣ разсказывали мнѣ трогательный случай. Адъютантъ Дежурнаго Генерала пріѣхалъ въ N—скій Госпиталь, гдѣ лежатъ раненые 4-го корпуса изъ Крыма. Главнокомандующій Князь Горчаковъ, сказалъ онъ имъ, приказалъ благодарить васъ за храбрую вашу службу и узнать...» Урра! раздались слабые и недружные голоса со всѣхъ коекъ. Славная, великая награда Горчакову за его труды. Лучше портрета на шею.
На перевозѣ въ Николаевѣ лоцманъ разсказывалъ мнѣ, что 2648 было дѣло, на которомъ отличился Хомутовъ, взялъ будто пропасть плѣнныхъ и орудій, но что 26 изъ 8000 нашихъ воротились только 2 т[ысячи]. Въ Николаевѣ [?] офиц[еръ] подтверд[илъ] эти слухи. Нахимовъ и Липранди говорятъ ранены. Непріятель получилъ подвозъ войскъ и располагается на зимовыя квартиры. Богъ знаетъ, чтò правда. Еще разсказывалъ мнѣ лоцманъ анекдотъ про казака, который поймалъ арканомъ и велъ Аглицкаго Князка и велъ къ Менчикову. Князекъ выпалилъ въ казака изъ пистоля. Ей, не стрѣляй, сказалъ казакъ. Князекъ еще разъ выпалилъ и опять не попалъ. Ей, не балуй, сказалъ казакъ. Князекъ въ 3-й разъ (всегда до 3-хъ разъ) промахнулся. Казакъ началъ его лупить плетью. Когда князекъ пожало[вался] М[еншикову], что ка[закъ] его билъ, казакъ сказалъ, что онъ его училъ стрѣлять, коли онъ начальникъ, да не умѣетъ палить, что же его казаки вовсе не будутъ знать. Менчиковъ разсмѣялся. Вообще въ народѣ больше слы[шно] о Анг[личанахъ], чѣмъ о Француз[ахъ].
[5 ноября. В пути из Одессы в Севастополь.] 4, 5, Октября. Въ Николаевѣ не могъ ничего видѣть. Слухи же не пишу, потому что оказались всѣ нелѣпы: послѣ 24, исключая осадныхъ работъ, ничего предпринимаемо не было.
Отъ Херсона до Олешко везли меня на лодкѣ. Лоцманъ разсказывалъ про перевозъ солдатъ: какъ солдатъ въ проливной дождь легъ на мокрое дно лодки и заснулъ. Какъ офицеръ прибилъ солдата за то, что онъ почесался, и какъ солдатъ на перевозѣ застрѣлился отъ страху, что просрочилъ 2 дня, и какъ его бросили безъ похоронъ. Теперь лодочники пугаютъ другъ друга, проѣзжая рѣчкой мимо того мѣста, гдѣ брошенъ солдатъ. «Какой роты?» кричатъ они.
Въ Олешко задержала меня ночевать хорошенькая и умненькая хохлушка, съ которой я цѣловался и нѣжничалъ черезъ окошечко. Ночью она пришла ко мнѣ [[19]]. Лучше бы было воспоминаніе, ежели бы я остался при окощечкѣ. — По этому случаю я разъѣхался съ своими, Сержпутовскимъ, Бабарыкинымъ и Шубинымъ. Отъ нихъ черезъ Высотскаго, кот[ораго] я встрѣтилъ въ Перекопѣ, я узналъ, что слухи тревожившіе вздоръ. Отъѣздъ Шубина тревожитъ и злитъ меня. Мнѣ не хочется перестать уважать этаго мальчика. —
Видѣлъ Франц[узскихъ] и Англиц[кихъ] плѣнныхъ, но не успѣлъ разговориться съ ними. Одинъ видъ и походка этихъ людей почему то49 внушили въ меня грустное убѣжденіе, что они гораздо выше стоятъ нашего войска. Впрочемъ для сравненія у меня были Фурштаты, провожавшіе ихъ. —
Ямщикъ привезшій меня сюда [?] разсказывалъ, что 24 мы бы совсѣмъ забрали Агличанъ, коли бы не измѣна. Грустно и смѣшно. «Онадысь, говорить, провезли шестерикомъ желѣзную карету, должно подъ Менчикова». Встрѣтилъ и своихъ раненныхъ, славный народъ, жалѣютъ начальство и говорятъ, что они нѣсколько разъ ходили на приступъ, но не могли удержаться, потому что обходилъ лѣвый фланокъ; они рады придраться къ одному непонятному, слѣдовательно для нихъ многозначительному, слову, чтобы имъ объяснять неудачу. Имъ слишкомъ бы грустно было вѣрить въ измѣну.