21 Я. М. 89. Раньше, поработал, читал Марка Подвижника — много хорошего, пошел к Покровскому. Разговор с нею о спиритизме, вере и о ее несчастье — потере сына. Встретил Самарину — она хрипит и говорит грустно: c’est le commencement de la fin.22 Дома хорошо. Давыдов обедал. Он добрый — прокурор, но нравственно неожиданно движется. Потом Семенов. Очень мил — растет. Ясен, спокоен и тверд. Потом Хабаров, масажист. Как будто интересуется вопросами жизни. Потом Анненкова милая с двумя девицами, потом Брашнин, потом Алехин. Лева всё сидит с нами — он растет. —
22 Я. 89. М. Получил издание о всемирном мире. Messia’s Kingdom — хорошо и кстати. Приходила трогательная женщина с 4-мя детьми и матерью — муж университетск[ого] образования, алкоголик, бьет, выгоняет, спрашивала, что с ним делать? Да, одно из двух: принять в семью и губить детей, или выгнать в шею. Одного же, что нужно — лечения с любовью — нету. Да и то не знаю, так ли? Да, кажется, по божью надо принять его. — Всё ничего не делаю. Ваничка хворает очень. Пошел к Алехину и Самарину. С обоими б[ыл] плох. С Алехин[ым] ненужные разговоры, а с Самари[ным] и ненужные и раздраженные, о правительстве и Менгден. В разговоре с Ал[ехиным] уяснилась следующая притча. Поручил помещик именье прикащику; прикащик пригласил всех своих родственников, кроме того старосту и выборных и составил сложное управление на образец Лутовиновского (И. Тургенев). 1) Управляющий (2000), 2) Помощник его (1000), 3) Бухгалтер, 4) Управляющий контор[ой], 5) его помощ[ник], 6) Врач телесн[ый], 7) Врач духовн[ый], 8) Цензор, 9) Умиритель, 10) Соединит[ель] и т. п. Всё с именья шло на них. Неужели найдутся такие люди, к[оторые] скажут, что для улучшения имен[ья] нужно внушить управителям добросовестность в исполнении их обязанностей. Такие найдутся только из участников управления. Свежему же человеку ясно, что надо прежде всего всех уничтожить, а потом установить уж то[лько?] тех, к[оторые] окажутся нужны.
После обеда пошел к Машеньке, там тихо посидел до 11-го и пришел домой. Дома хорошо, только болезни.
23 Я. 89. М. Проснувшись рано, лежал и много думал, перебирал все важные для меня вопросы. Когда я получаю письмо от Денисенко, от «спутника» из Оренбурга, вообще озлобленные и ругательные, и статьи Шел[гунова], не надо бросать и забывать их, а надо радоваться о них, вникать в них: почерпнуть из них поучение, если возможно; если — нет, то еще важнее приучить себя весело и любовно переносить их. Приучать себя к этому, как приучал себя к мысли о смерти. Читаю Elsmere и о мормонах. Много работал, ничего не написал. Был Семенов, я поговорил с ним хорошо. Деньги ему нужны, это грустно. Мне кажется, это признак того, насколько он не исполнил. Читал о войне. Замечательно хорошо и сильно. Неуспешно только п[отому], ч[то] корень — государство — признается. Написал письма Черткову и Поше. Пошел за портретом и к Анненковой. С ее мужем горячо, но не зло спорил. Но слишком горячо. Дома всё нездоровы Ван[ичка] и Маша. После обеда читал всё о войне. Помоги мне, Господи, в этом великом деле. Если ты призываешь, то и будет. Ходил к Лиз[аньке] Обол[енской].
24 Я. М. 89. Очень поздно проспал. Пришла бедная измученная Соня и сказала мне больное — я сумел принять хорошо. — Да, вчера всё вспоминал о Денис[енко] и страдал. Начинаю привыкать. Да, надо, чтобы ничто не могло нарушить радостно любовного состояния. —
В чистоте и с любовью исполнять свое призвание служения.
Вчера вечером б[ыл] Морокин. Я слишком горячо спорил с ним о войне, но кончилось дружелюбно. Сейчас пришел Страхов. Что будет?
С Стр[аховым] говорил хорошо. Он разочарова[н] в Кл[обском] и лучше с матерью. Пошел за портретом, но не дошел. Встретил Орлова. Он рассказывал про смерть отца, генерала. Он впал в детство, т. е. остался для него только «я». — Перед этим б[ыл] Покровский. По признакам у Ван[ички] туберкулы и смерть. Очень жаль Соню. К нему странное чувство «ай» благоговейного ужаса перед этой душой, зародыш[ем] чистейшей души в этом крошечном больном теле. Обмакнулась только душа в плоть. Мне скорее кажется, что умрет. Со мной стало делаться недавно странное и очень радостное — я стал чувствовать возможность всегдашней радости любви. Прежде я так был завален, задушен злом окружающим и наполняющим меня, что я только рассуждал о любви, воображал ее, но теперь я стал чувствовать благость ее. Как будто из под наваленных сырых дров изредка стали проскакивать струйки света и тепла; и я верю, знаю, чувствую любовь и благость ее. Чувствую то, что мешает, затемняет ее. Теперь я совсем по новому сознаю свое недоброжелательство к кому-нибудь — к Тане б[ыло] вчера — я пугаюсь, чувствуя, что заслоняю себе тепло и свет. Кроме того, часто чувствую такую теплоту, что чувствую то, что, любя, жалея, не может прерваться состояние тихой радости жизни истинной.