За обедом пришел Ругин. Рассказывал про общину и теорию Алехина о людоедстве, что христ[ианину] прежде всего надо перестать людей есть. Правда, и спасибо ему, что он напоминает и показывает, как это трудно, но все-таки это не цель, а последствие. Если в любви всё сделаешь, будет наверн[ое] и чистота в эконом[ическом] отношении, есл[и] же и достигнешь чистоты только в экон[омическом] отно[шении], то может не быть вовсе главного, любви. Правда, что в деле любви можно врать себе и другим, в чистоте же экон[омической] жизн[и] нельзя. И потому-то достигать ее так важно. Ложусь, 12-й час. Помоги мне, Отец.
15 Авг. 89. Я. П. Встал в 8, пошел купаться. Думал об Алехи[нской] общин[е] и письме к нему. Говорил вчера с Машей и Ругиным о том, что надо решать: идти ли? — потом писал, поправляя Кр[ейцерову] Сон[ату], очень хорошо. Пришли юноши. Пригласил их косить. Косили овес. После обеда говорил с юношами. И мне скучно и тяжело.
16 Авг. 89. Я. П. Целый день ничего не делал, если не считать чтение Шопенгауера об искусстве. Что за легкомыслие и дребедень. Но правду сказал мне кто-то, что царствующая эстетическая теория — его. —
Ходил за грибами, обедали вместе. Я очень опустился. Дурного не делал.
17 А. 89. Я. П. Приехали Менгдены. Дождь. Я опять ничего не делаю. Хохл[ов] и Руг[ин] ушли к Булыгину. — Читал Шоп[енгауера] и Таис. Шахматы.
18 Авг. Я. П. 89. Думал о военной службе, я обязан писать об этом. М[енгдены] уехали. Я ничего не сказал им. Отрицательно дурно, но я счастлив уж тем, что положит[ельно] дурного нет. Ходил один за грибами. Молился. Хорошо б[ыло] на душе.
19 Авг. Съездил посмотреть посев и после завтрака пошли с Золотар[евым] подсевать. Очень устал. Дома Соф[ья] Фомин[ишна] сумашедшая. С ней трудно б[ыло]. Не мог не смеяться. Вечером пел и умилил меня Зол[отарев]. Прекрасный голос. Притом еще Керны.
Вернулись Хохл[ов] и Ругин и милый Булыгин. Я его люблю. Поздно лег. Дурно, дурно спал. Письмо из Америки от сциентиста Дэвиса. Думал к Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Блудник есть не ругательство, но состояние (думаю, то же и блудница), состояние беспокойства, любопытства и потребности новизны, происходящее от общения ради удовольствия не с одной, а с многими. Как пьяница. Можно воздерживаться, но пьяница — пьяница и блудник — блудник, при первом послаблении внимания — падет. Я блудник.
20 Авг. Я. П. 89. Сошел вниз, 4 юноши и Ник. Ник. Ге-старший. Радость больша[я], целый день пробыли вместе все ш[естер]о. Много хорошо, на пользу юношам, говори[ли]. Вечером юноши уехали, и я рад, что хорош[о], Бог даст, что я им б[ыл] не вреден. Хорошо.
21 Авг. Утром в постели думал: бесконечность пространства и времени кажутся и непонятными и заключающими в себе противоречие, когда они, беск[онечность] простр[анства] и времени, думаются сами по себе, независимо от жизни своей и ее смысла и цели. Но стоит понять жизнь и ее смысл — совершенствование или приближения к благу и тогда бесконеч[ность] пространства и времени не только не непонятны, не противуречивы, но эта бесконечность есть необходимое условие, или скорее последствие смысла жизни. Какое ж могло бы быть совершенствование или приближение к благу, если бы время и пространство были бы ограничены?
Обедал и после писал письма, 6 — Чертк[овым], Бирю[кову], Свешн[иковой], Алекс[ееву] (Читу), Гроту и еще кому-то. Лег поздно.
22 А. Я. П. 89. Встал в 9-м. После кофе сел писать, пришел Дужкин еврей. Очень умный и хороший, но мне помешали, может быть. Думал: я жалею, что не дописываю, а может быть это-то и нужно, только бы все силы уходили на служение. Подошел к окну Маши. Н[иколай] Н[иколаевич] с девочками разговаривает о Леве — грустно. Да: Об искусстве. 1) Труды людей, занятия, приписывающие себе важность под знаменем деятельностей научной и художественной, загромождают мир. Требования к людям предъявляются огромные, и деятельность граничит часто с безумием и развратом: (по науке) классицизм, реализм, дарвинизм, гипнотизм, бактерии, (по искусс[тву]) развратные картины, статуи, театры, балеты, романсы, песни и др. Оперы Вагнера. Необходимо разобраться и проверить справедливость требований уважения к себе людей, занятых этими деятельностями. Какое объяснение этих деятельностей? Наука движет вперед человечество, содействует его благу. Искусство приводит в сознание человечество его самого. Такое обычное всеобщее. Найти его можно не в писаниях эстетиков, а в обществен[ном] мнении. Это совершенно не справедливо по отношению к науке теперешней: благо матерьяльное — опытом, а не теорией, благо же духовной жизни — почти отрицается. Приведение же в сознание совсем не нужно. — Что ж, неужели всё это вздор и обман? Сравнение с церковью. Молебен Каз[анской] Б[ожьей] мат[ери] в христианской церкви. Неужели всё христианство от этого вздор? Нет, но дегенерация, отклонение, извраще[ние]. Точно то же и с наукой и искусством. Посмотрим же, что это. Это передача людь[ми] друг другу своего внутреннего содержания. Передача внутрен[него] содержания для единен[ия] есть самое важное и святое. В передаче важно передача доброго — признак ведущего к единению. Разделения на науку и искус[ство] в действительности нет, есть два рода передачи.