4) Поша пишет превосходно, что нужна во всем мера — и в физической работе; а то физ[ическая] работа озверяет. Но зная, что она озверяет, он пишет, тем более мы не должны сваливать, ее на других. Как кратко и сильно.
5) Я стареюсь, слабею, болею, чувствую ослабление не только физических, но умственных сил. Как бы из моей формы жизни, из моего тела уходит вниз та сила, к[оторая] наполняла его — как бы тот дух, к[оторый] раздувал эту куклу. И я боюсь, и мне кажется, что уйдет, вот уйдет всё, и я останусь одна оболочка, одна шелуха, к[оторая] скорчится, сожмется, сопреет. И где же я? Но ведь тут ошибка в том, что я отожествил себя с этой оболочкой, а не с тем, что раздувало ее. Стоит отожествить себя с этим духом, с той силой жизни, к[оторая] двигала меня, с той силой, к[оторая] заставляла меня мечтать, любить, влюбляться, искать славы, и потом искать добра перед Богом, чтобы страх этот уничтожился. Дух жизни уходит из формы моего тела, и я ухожу с ним. С ним спускаюсь, умаляюсь, перехожу в бесформенность, но не отделяюсь от него, остаюсь с ним, не перестаю сознавать себя им. Нельзя духу жизни (к[оторым] был я) перейти в другую форму жизни иначе, как так, чтобы не перестать сознавать себя в этой форме. И он уходит, спускается, но я, сознание своего я, не разлучаясь, идет с ним. Я испытываю это, когда перестаю думать, желать, но сознаю себя в этом замирающем в этой форме духе. Один признак этого сознания есть мир, спокойствие. — С другой стороны то же самое: всё, что во мне, через меня, жило, это Бог (вечно разумное, любовное), начало жизни. Оно самое и есть я. Теперь это я изменяет свою форму, так что я доходит до не я, но оно есть, оно одно есть, было и будет.
Теперь 2-й час дня. Иду завтракать.
2 Июня. Я. П. 1891. Мало работал за это время; хотя подвинулся. Начинаю сомневаться в значении того, что пишу. Гостей было пропасть: Раевские, Фесенко, Анненкова, ее муж и Нелюбов, Самарин, Бестужев. За всё это время ничего не записано. Нынче утром что-то всплыло ясное и нужное — не к статье, но близкое, и забыл. Ходил в Тулу, был на бойне, но не видал убийства. В Туле же видел женщину; глаза близко и прямые брови, как будто готова плакать, но пухлая, миловидная, жалкая и возбуждающая чувственность. Такая должна быть купчиха, соблазнивш[ая] О[тца] С[ергия].
Нынче был немец от Левенфельда, очень тяжел. Нынче же приехали Маша и Лева. Обоим им очень рад. Лева хорошо рассказывал о братьях. Суд у него стал тверд.
55Очень тяжело мне от С[они]. Все эти заботы о деньгах, именьи и это полное непонимание. Сейчас разговор о том, может ли человек пожертвовать жизнью скорее, чем сделать поступок, не вредящий никому, но противный Богу. Она возража[ла], я ей нужное [?] — ругательства. У меня были скверные мысли уйти. Не надо. Надо терпеть. Молюсь и будет спокойствие, и терпеть.
Письма от Дудченко и Хохлова, к[оторым] отвечал. Господи, помоги мне. Прости и помилуй, настави и утверди, т. е. чувствую свои грехи, свою гадость, не стою добра, к[оторым] владею, хочу истины и терпения. Должно быть, последний раз пишу в этой тетради.
3 И. Я. П. 91. Е. б. ж.
6 И. Я. П. 91. Всё в очень дурном духе и мало писал. Почти ничего не делал — слабость. Завтра хочу идти в Тулу на бойню и к Симонсон в острог — получил о ней письмо от Дудченко. Было письмо от Поши хорошее. Отвечал длинное письмо Буткевичу о деньгах. Получил от Черткова и Джунк[овского] с ответом Хилкова, к[оторый] до сих пор не прочел. Очень неясно мне мое писание. — Думал:
1) Женщина не верит разуму, не понимает, что нужно отвергнуться себя, что в этом жизнь; но когда надо отвергнуться себя — броситься в воду за утопающим, сделает это скорее мужчины.