7) Сейчас ехал ночью верхом и молился. И говорил: ничего не хочу, кроме исполнения воли Твоей и, говоря это, думал: какой же я хороший, что действительно ничего не желаю, кроме исполнения воли Его и готов на всё, чего Он захочет от меня. И вдруг живо представил себе свое отношение к Богу. Да я ведь весь Его произведение, в Нем живу, Им живу. Ведь то, за что я хвалю себя, есть только признание самой очевидной истины, есть только не бунт против Него. Всё равно, как клеточка моего тела вдруг бы догадалась о зависимости своей к моему телу и гордилась бы тем, что она исполняет то, чего не может не исполнять. — И так мне это показалось странно, что я мог хвастаться своей преданност[ью] воле Бож[ьей], что я расхохотался. Очень хорошо было на душе.
8) Молился Богу и подумал о том, что да будет воля Твоя значит действительно: да будет воля Твоя. А то иногда думалось, что позор, клевета на меня, как на исполнителя Его воли, мешают Его делу. Я считаю, что для дела Божия нужна моя добрая слава. Неправда. Может быть, нужен мой позор, как нужен б[ыл] позор Христа. Всё хорошо.
Завтра 8 Сент. 1895. Я. П. Е. б. ж.
[8 сентября.] Веселый праздник. Я не здоров, — кашель и насморк очень сильный. Утром приехали Маша и мальчики. У меня жил в комнате Черт[ков]. Он всё возится с землей. Получил письмо от Меншикова, показавшее его полное разномыслие со мной. И еще хорошее, милое письмо Сопоцько. Сел за письма: написал письмо Меншикову и поправил письмо поляку. Ни хорошо, ни дурно ни то, ни другое. Потом приехал Поша. Читал свою статью о[61] гонениях. Очень хорошо. Надо написать предисловие. Просмотрел прежнюю статью — она не годится. Теперь 9 час[ов]. Что-то думал и забыл.
9 Сент. 95. Я. П. Е. б. ж.
Нынче 22 Сент. 1895. Я. П. За это время писал письма: поляку, Меншикову и вновь статью по случаю гонения на духоборов. Поша приехал, привез сведения, но менее обстоятельные, чем бы я желал. Статья моя недурна. А мож[ет] б[ыть], ошибаюсь. Послал всё нынче Кенворти. Соня ездила в Москву, приехала. Она очень жалка и мне всё милей. Я вижу яснее ее весь характер. Андр[юша] мучает меня тем, что не могу выработать отношения к нему. Таня мила, тиха, добра. М[аша] в Москве. Гастев, вчера б[ыл] Буткевич Андр[ей]. Он, как всегда, мне чужд. Трег[убов] нынче уехал. С ним мне всегда хорошо. Был нездоров и еще не вполне оправился, но вполне свеж головой. В повести вижу новые стороны и очень важные, кот[орые] я было упустил. Именно радость нарушения всех принятых законов и обычаев и сознание своей доброй жизни. За это время думал многое, многое и забыл.
1) Вот кто настоящая волшебница — это любовь. Стоит полюбить, и то, что полюбил, становится прекрасным. Как только сделать, чтобы полюбить, чтоб всё любить? Не пòхорошу мил, а пòмилу хорош.[62] Как сделать? Одно знаю: не мешать любви соблазнами и, главное, любить любовь, знать, что в ней только жизнь, что без нее страданье.
2) Вспомнил, как часто я бывало спорил с религиозными догматиками: православн[ыми], евангел[иками] и др. Как это нелепо. Разве можно серьезно рассуждать с человеком, к[оторый] утверждает, что верит в то, что есть только одно правильное воззрение на мир и на наше отношение к нему, то, кот[орое] выражено 1500 лет тому назад собранными Конст[антином] эпископами в Никее, — мировоззрение, по кот[орому] Бог — Троица, 1890 лет [назад] пославший сына в деву, чтобы искупить мир и т. д. — С такими людьми нельзя рассуждать, можно их менажировать, жалеть, пытаться излечить, но на них надо смотреть, как на душевно больных, а не спорить с ними.
3) Недовольство собой есть трение, признак движения.
4) Нет ни одного верующего человека, на кот[орого] бы не находили минуты сомнения, сомнения в существовании Бога. И эти сомнения не вредны; напротив, они ведут к высшему пониманию Бога. Тот Бог, кот[орого] знал, стал привычен и не верить больше в Него. Веришь вполне в Бога только тогда, когда он вновь открывается тебе. А открывается он тебе новой стороной, когда ты всей душой ищешь Его. —
5) Очень смутно то, что хочу написать, но сильно взволновало и обрадовало меня, когда пришло в голову: именно:
Отчего «я» — «я», тот же «я», к[оторый] был 60 лет и 30 лет и 2 часа тому назад, — п[отому], ч[то] я люблю это «я». Пот[ому], что любовь связывает этих всех различных, растянувшихся во времени «я», в одно целое. Во времени мне ясно видно, как любовь связывает «я», собирает его в одно. В пространстве, тоже в моем теле. Физиолог скажет: рука — моя «я», п[отому] ч[то] это один организм, и нервы болью указывают на единство. Да отчего больно мне? От того, что я люблю всё, что мое тело. Любовь связала в одно. Дикенс пишет про этого безногого, к[оторый] носился с своей ногой в стклянке и любил ее. Мать любит срезанные волосы ребенка, и ей больно, когда их уничтожат. Также можно любить во времени прежде живших людей и больных, их страдания. Любовь к своему «я» в известных пределах пространства и времени и есть то, что мы называем жизнью. Эта любовь к своему «я» есть любовь, кристализовавшаяся, ставшая бессознательной, а любовь к другим существам во времени и пространстве есть, мож[ет] быть, приготовление к другой жизни. Наша жизнь есть плод предшествующей сферы любви, а будущая произойдет от сферы любви в этой жизни. Как? обителей много. Не вышло.