11 N. 95. Я. П. Е. б. ж. Пишу и думаю, что возможно, что не буду. Каждый день прикидываю и становится привычнее...
Нынче 15 Н. 95. Я. П. Всё время был так слаб, что ничего не мог писать, кроме нескольких писем. Письмо Шкарвану. Были тут Д[унаев], Поша, Мар[ья] Ва[сильевна]. Вчера уехали, вчера же я был у Мар[ьи] Ал[ександровны]. Она больна. Нынче приехали тетя Т[аня] и Соня. Я не спал ночь и потому не работал. Но записал к Конев[ской] и кое-что в дневник. Читаю Афориз[мы] Шопенг[ауэра]. Очень хорошо. Только поставить: служение Богу вместо познания тщеты жизни, и мы согласны. Теперь 2 часа. Записанное выпи[шу] после.
7 Декабря 95. Москва. Почти месяц не писал. За это время переехали в Москву. Слабость несколько прошла, и занимаюсь усердно, хотя и с малым успехом, изложением веры. Вчера написал статейку о сечении. Лег спать днем и только забылся, как будто толкнул кто, поднялся и стал думать о сечении и написал. За это время был в театре на репетициях Вл[асти] Тьмы. Искусство, как началось с игры, так и продолжает быть игрушкой и преступной игрушкой взрослых. Это же подтвердила музыка, к[оторую] много слышал. Воздействия никакого. Напротив, отвлекает, если приписывать то неподобающее значение, кот[орое] приписывается. Реализм, кроме того, ослабляет смысл.
Мальчики всё нехороши, скрываются и тупы. Суллер отказался от воен[ной] слу[жбы]. Я посетил его. Философ[ов] умер. С[оня] хорошо переносит свой критический период. Писал несколько ничтожных писем.
Думал за это время много — по значению. Многое не могу разобрать и забыл.
1) Я часто желал пострадать, желал гонения. Это значит, что я был ленив и не хотел работать, а чтоб другие за меня работали, мучая меня, а мне только терпеть.
2) Ужасно то извращение разума, кот[орому] для своих личных целей подвергают власти детей во время их воспитания. Царство сознательного матерьялизма объясняется только этим. Ребенку внушаются такие бессмыслицы, что потом матерьялистическая ограниченность, ложное понимание, не доведенное до своих обличающих неверность понимания выводов, представляется огромным приобретением разума.
3) Записано: насилие освобождает и что-то было очень ясное и важное, и теперь совсем не помню что.
[78]Вспомнил 23 Дек. Насилие соблазнительно п[отому], ч[то] оно освобождает от усилия внимания, от работы разума. Надо потрудиться развязать узел — оборвать короче.
4) Обычное извращение разума, совершаемое насильственно навязанной верой таково, что человек довольствуется либо идолопоклонством, либо матерьялизм[ом], что, в сущности, одно и то же. Вера в реальность нашего представления есть вера в идола и последствия те же — надо приносить ему жертвы.
5) Я могу себе представить до такой степени перенесенное на жизнь духа сознание, что страдания тела встречаются радостно.
6) Красивая женщина улыбается,[79] а мы думаем, что п[отому], ч[то] они улыбаются, правда и хорошо то, что они говорят, когда улыбаются. А часто улыбка приправляет совсем гнилое.
7) Воспитание. Стоит заняться воспитанием, чтобы увидать все свои прорехи. А увидав, начинаешь исправлять их. А исправление самого себя и есть наилучшее средство воспитания своих и чужих детей и больших людей.
Сейчас читал письмо Шкарвана о том, что медицинская помощь не представляется ему добром, что продолжение многих пустых жизней на многие сотни лет гораздо меньше важно, чем самое слабое дутие, как он пишет (дуновение), на искру божеской любви в сердце другого. Вот в этом дутии и лежит всё искусство воспитания. А чтобы раздуть в других, надо раздуть в себе.
8) Любить — значит желать того, чего желает любимый предмет. Желают предметы любви противуположного, и потому любить можно то, что желает одного и того же. Желает же одного и того же Бог. —
9) Человек, начиная жить, любит только себя и отделяет себя от других существ тем, что он любит не переставая то, что составляет его существо, но чем больше он живет сознательной жизнью, тем большее и большее количество существ он начинает любить, хотя и не такой прочной и неперестающей любовью, к[акой] он любит себя, но все-таки так, что он желает блага всему тому, что он любит, и радуется этому благу и страдает от зла, кот[орое] испытывают любимые им существа и соединяет воедино всё то, что он любит. Так как жизнь есть любовь, то почему не предположить, что мое «я», то, что я считаю собою и люблю исключительной любовью, но было такое же соединение любимых мной предметов в прежней, как и то соединение этих предметов, кот[орое] я делаю теперь? То совершилось уже, а это совершается. Жизнь есть увеличение любви, расширение своих пределов, и это расширение совершается в разных жизнях. В теперешней жизни это расширение представляется мне в виде любви. Это расширение нужно для моей внутренней жизни, и оно же нужно для жизни этого мира. Но жизнь моя может проявляться не в одной этой форме, она проявляется в бесчисленном количестве форм. Мне видна только эта. А между тем движение жизни, понятное мне в этом мире увеличением любви во мне и единением существ любовью, в то же время производит и другое, одно или много, невидимые мною действия, как например я составляю 8 кубиков в картину на одной стороне их и не вижу других сторон составного куба, но на других сторонах составляются такие же правильные, невидимые мне картины. Всё это б[ыло] очень ясно, когда пришло мне в голову, теперь же всё забылось, и вышла чепуха.
78