22 Окт. 97. Я. П. Е. б. ж.
[22 октября.] Пишу вечером. Целый день плохо работалось. И спал дурно: видел чувственные сны. Поправлял 11 гл. утром; вечером начал 12-ую. Не мог ничего сделать. Чирей на голове, и ноги преют. Не от меда ли? Были Афанасий и Марья Алек[сандровна]. Теперь вечер. Я один и ужасно грустно. Нет ни сомнений, ни огорчений. Но грустно, хочется плакать. Ах, надо больше, больше готовиться к новому назначению. Письмо от Грота. Надо отдать ему Об Иск[усстве].
Думал только вот что:
В детстве, юности чувства (sens) очень определенны, пределы твердые. Чем дольше живешь, тем больше и больше стираются эти пределы — чувства тупеют, устанавливается другое отношение к миру. —
23 Ок. 97. Я. П. Е. б. ж.
Нынче 26 Ок. 97. Я. П. Престранное дело. Третий день не могу писать. Недоволен всем, что написал. Есть новое и очень нужное для иск[усства], и никак не могу ясно выразить. Письмо от Вандервера.
Теперь утро. Поеду на почту.
Нынче 10 Ноября. Я. П. 97. Много пережито в эти две недели. Работа всё та же. Кажется, что кончил. Нынче написал письма и между прочим Гроту, чтобы набирать. Была С[оня], уезжала в Москву из Пирогова, куда мы вместе ездили. Там б[ыло] хорошо. С тех пор как приехал, болит спина и по вечерам лихорадка. Ал[ександр] Петр[ович] у меня пишет. Нынче ездил с Левой в Ясенки и он затеял комичный разговор о культуре.
Он бы был не дурен, если бы не этот огромный знаменатель при очень маленьком числителе. —
Нынче написал 9 писем. Осталось одно письмо Хилкову. Ужасное его дело и положение. Был Михайла Новиков и еще крестьянин, поэт из Казани.
Думал: 1) Положение людей, одурманенных ложной религией — всё равно, как в жмурках: завяжут глаза, да еще возьмут под мышки, да закрутят. А потом пустят. И всех. Без этого не пускают. (К воззванию.)
2) Самое обыкновенное суждение о христианстве, особенно у новых ничшеанских рассудителей, что христианс[тво] это — отречение от своего достоинства, слабость, покорность. Как раз напротив: истинное христианство прежде всего требует высшее сознание своего достоинства, страшную силу и непоколебимость. Как раз напротив, поклонники силы должны подличать перед силой.
3) Шел по деревне, заглядывал в окна. Везде бедность и невежество, и думал о рабстве прежнем. Прежде видна была причина, видна была цепь, кот[орая] привязывала, а теперь не цепь, а в Европе волоски, но их так же много, как и тех, к[оторыми] связали Гюливера. У нас еще видны веревки, ну бичевки, а там волоски, но держат так, что великану народу двинуться нельзя. Одно спасенье: не ложиться, не засыпать. Обман так силен и так ловок, что часто видишь, как те самые, кот[орых] высасывают и губят — с страстью защищают этих высасывателей и набрасываются на тех, кто против них. У нас царь.
11 Ноября 97. Я. П. Е. б. ж.
[11 ноября.] С утра писал Х[аджи]-М[урата]. Ничего не вышло. Но в голове уясняется. И очень хочется. Написал письмо Хилк[ову] и др[угим], но Х[илкову] едва ли пошлю. Была М[арья] А[лександровна]. Здоровье совсем хорошо.
12 Н. 97. Я. П. Е. б. ж.
[12 ноября.] Нынче пришел Петр Осипов: «у нас стали продавать индульгенции». Владимирская, и велено через старосту выгнать народ в церковь. Лева нашел руду и находит очень естественным, что люди будут жить под землей с опасностью жизни, а он будет получать доход. 3-го дня от Тани была телеграмма, что задержалась. Очень жду ее. Самое важное то, что решил писать воззвание: некогда откладывать. Нынче поправил о науке. Сейчас вечер. Взял две версии воззвания и хочу заняться.
14 Н. 97. Я. П. Недовольное письмо от С[они]. И Таня пишет, что она недовольна, что я не еду. Хочу одного: сделать как лучше перед Богом. Не знаю еще как. Ночью дурно спал — мысли нехорош[ие], недобрые. И апатия. Нет охоты заниматься. Поправлял предисловие о науке. Записано следующее: