2) Легко бы было кротко, терпеливо, с состраданием относиться к заблуждающим[ся] людям, если бы эти люди не рассуждали и не рассуждали похоже на правду. Надо как-нибудь ответить на эти рассуждения, и тут-то не выдержишь.
3) Всякий из нас в таком положении, что хочешь не хочешь, надо делать, работать. Каждый всегда на топчаке. Вопрос толь[ко] в том, на какой стать топчак.
25 Н. Я. П. 97. Е. б. ж.
[25 ноября.] Ж[ив]. Таня уехала. Очень мила — хороша. Я дурно сделал, что говорил с ней про свое положение. Поправлял «искусство». Довольно хорошо написал письмо Мооду. От Гали хорошее письмо. Думал:
1) Нам всегда кажется, что нас любят за то, что мы хороши. А не догадываемся, что любят нас от того, что хороши те, кто нас любит. Заметить это можно, если послушать то, что говорит тот жалкий и отвратительный и тщеславный чел[овек], к[оторого] вы с великим усилием над собой пожалели: он говорит, что он так хорош, что вы и не могли поступить иначе. То же и когда тебя любят.
2) Раки любят, чтобы их варили живыми. Это не шутка. Как часто слышишь, да и сам говорил или говоришь то же. Человек имеет свойство не видать страданий, кот[орые] он не хочет видеть. А он не хочет видеть страданий, причиняемы[х] им самим. Как часто я слышал про кучеров, к[оторые] дожидают, про поваров, лакеев, мужиков в их работе — «им очень весело». Раки любят, чтоб их варили живыми.
26 Н. Я. П. 97. Е. б. ж.
Нынче 28 Н. 97. Я. П.
Два дня не писал. Всё занят работой над иск[усством] и предисловием к К[арпентеру]. От С[они] огорченное письмо. Я дурно сделал, что сказал, а Т[аня] дурно сделала, что передала. Нынче утром приехал Маковицкий, милый, кроткий, чистый. Много радостного рассказал про друзей. Я ездил в Ясенки: письмо от Моода хорошее и от Грота нехорошее. Нехорошо все эти дни на душе. В таком состоя[нии] быть в Москве! Думал:
1) Часто, бывало, говоришь с человеком, и вдруг у него делается ласковое радостное лицо, и он начинает говорить с вами [так], что кажется он сообщит нам нечто самое радостное для вас: оказывается, он говорит о себе. Захар[ьин] о своей операции, Маш[енька] о свидании с отцом А[мвросием] и его словах. Когда человек говорит об очень близком ему, он забывает, что другой не он. Если люди не говорят об отвлеченном или духовном, они непременно каждый говорит о себе. И это ужасно скучно.
2) Мечешься, бьешься, всё от того, что хочешь плыть по своему направлению. А рядом не переставая, и от всякого близко, течет божественный, бесконечный поток любви всё [в] одном и том же вечном направлении. Когда измучаешься хорошенько в попытках сделать что-то для себя, спасти, обеспечить себя, оставь все свои направления, бросься в этот поток, и он понесет тебя, и ты почувствуешь, что нет преград, что ты спокоен навеки и свободен и блажен.
3) Только бы себя не любить, себя, своего Л. H., и будешь любить и Бога и людей. Ты зажжен и не можешь не гореть,[157] а горя, будешь зажигать других и сливаться с другим огнем.[158] Себя любить значит жалеть свою свечу и тушить огонь.
4) Если человек говорит очевидную неправду, или брань на тебя, то ведь он это делает не от радости. И то и другое очень тяжело. Если он это делает, то очевидно ему нельзя иначе, и он делает это, страдая. А ты вместо того, чтобы жалеть, сердишься на него. Напротив, надо постарать[ся] помочь ему.
5) Трагизм человека умиленного, желающего только добра, когда он в этом состоянии, за это свое состояние, к[оторое] он не может не считать хорошим, встречает шипящую злобу и ненависть людей.
29 Н. 97. Я. П. Е. б. ж.
Нынче 2 Декабря. Я. П. 97.
Тоскливое, грустное, подавленное состояние тела и душевных сил, но я знаю, что я жив и независимо от этого состояния, только мало я чувствую это я. Нынче было письмо от Тани о том, что С[оня] огорчена отсылкой предисловия в С[еверный] В[естник]. Я ужасно боюсь этого. За эти дни было нелепое раздраженное письмо от Грота. До сих пор ничего не решено. Я занимался всё время поправками, добавками в Иск[усство]. Главное, за это время был Душан, кот[орого] я еще больше полюбил. Он составляет с Славянск[им] Посредн[иком] центр маленькой, но думаю, что божеской работы. От Ч[ерткова] всё нет известий. Тоска, мягкая, умиленная тоска, но тоска. Если бы не было сознания жизни, то вероятно была бы озлобленная тоска. — Думал:
1) Мне было очень тяжело от страха раздражения и тяжелых столкновений, и я молился Богу: молился, почти не ожидая помощи, но все-таки молился. Господи, помоги мне выйти из этого. Избавь меня. Я так молился. Потом встал и прошел до конца комнаты и вдруг спросил себя: да не уступить ли мне? Разумеется, уступить. И Бог помог — Бог, к[оторый] во мне, и стало легко и твердо. Вступил в тот божественный поток, кот[орый] тут, возле нас, всегда течет и которому мы всегда можем отдаться, когда нам дурно.
157