Последние годы жизни писателя проходили в обстановке столыпинской реакции. Жестокая расправа с революционерами, усиление черносотенных организаций, переход либеральной буржуазии в лагерь предателей революции, чудовищная эксплоатация народа, удвоенная столыпинскими реформами, — отличительные признаки этих мрачных лет русской истории.
Во главе «правительства контрреволюции» стоял «обер-вешатель» Столыпин, представитель диктатуры крепостников-помещиков и контрреволюционной буржуазии. Пытаясь «старое самодержавие переделать в буржуазную монархию»,4 чтобы как-нибудь отсрочить крушение царизма, столыпинское правительство проводило «политику разорения крестьян дотла, насильственного слома общины для расчистки пути капитализму в земледелии во что бы то ни стало».5
Самодержавие защищало свое подлое существование «самыми грязными, отвратительными, подло-жестокими средствами»:6 истязанием народа, организацией черносотенных элементов и устройством погромов, разжиганием шовинистических и милитаристских настроений.
Вместе с тем недовольство в среде народных масс было придавлено, но не потушено. В 1910 году, указывая на закономерность упадка после эпохи революционного подъема, Ленин подчеркивал большое воспитательное значение таких периодов, когда нет открытых революционных выступлений, но идет большая работа усвоения старого опыта и подспудной подготовки к новым боям.
Оценивая политическую обстановку в России во время столыпинской реакции, Толстой обнаружил глубокий демократизм своих взглядов. Об этом со всей убедительностью свидетельствуют публикуемые в настоящем томе Дневники и Записные книжки за 1909 год. В них, как и в произведениях этого времени, Толстой предстает прежде всего как непреклонный и мужественный обличитель политических и экономических порядков самодержавной России. Разгул реакции, массовые казни вызывают у Толстого гневный протест, и в 1908 году он пишет памфлет «Не могу молчать!». По мнению Толстого, черносотенцы — это «люди невежественные, безнравственные и проявляющие не столько преданность царю, сколько под предлогом преданности ненависть ко всему просвещенному, свободному, разумному» (Зап. кн. № 1, стр. 244).
О глубоком понимании насущных вопросов дня говорят созданные в 1909—1910 годах очерки «Три дня в деревне» и «Сон», в которых выражен протест писателя против частной собственности на землю. Вопрос о земле был одним из основных в революции 1905 года и не потерял своего значения и в последующие годы. В 1909 году Толстой писал: «Мне кажется, что вопрос о несправедливости земельного рабства и о необходимости освобождения от него стоит теперь на той же степени сознания его, на которой стоял вопрос крепостного права в 50-х годах: такое же сознательное возмущение народа, живо сознающего совершаемую над ним несправедливость, такое же сознание этой несправедливости в редких, лучших представителях богатых классов и такое же грубое, отчасти неумышленное, отчасти умышленное непонимание вопроса в правительстве».7
В Дневнике и Записных книжках 1909 года много записей о замыслах обличительных произведений и подготовительных заметок к ним. «Хорошо бы написать о том, как наша жизнь, богатых классов, есть неперестающее воровство, грабеж»; «Хорошо бы описать наше устройство жизни, как оно есть, некоторых властвующих над многими посредством обмана мысли: религии, науки, внушения, опьянения, насилия, угроз» (Д, 7 и 12 марта); «Земля у господ. Тоже вопиющее рабство. Как бы хотелось написать то художественное, что начал, и все проникнуть этим» (Д, 10 июня) и т. п. Замыслы эти отчасти осуществлены в очерках «Три дня в деревне», статьях «Смертная казнь и христианство», «Неизбежный переворот» и др.
В произведениях последних лет жизни и своих эстетических требованиях этого времени Толстой со всей принципиальностью отстаивает требование реализма и народности искусства. Чрезвычайно высоко оценивает он реализм первого тома «Мертвых душ» и «Ревизора» (Д, 5 марта). Беспощадно критикует он декадентскую литературу, называя ее «домом сумасшедших» (Д, 19 октября), ибо она, как и буржуазная наука, служа господствующим классам, представляет собою «большей частью и пустые, и вредные упражнения праздной мысли».
Толстой требует от писателя следования правде жизни, упорной и напряженной работы над своими произведениями, и с точки зрения этих требований оценивает он творчество Андреева, Куприна и других писателей начала XX века.