Едва ли вы меня поймете и, вероятно, вам оскорбительно покажется это сравнение. Вы всегда жили в таком мире, где есть уродства, безобразия физические и нравственные, страдания, преимущественно духовные, но где нет места просто лишению физическому. Ваши магдалины3 очень жалки, я знаю; но жалость к ним, как и ко всем страданиям души, более умственная, сердечная, если хотите; но людей простых, хороших, здоровых физически и нравственно, когда они страдают от лишений, жалко всем существом, совестно и больно быть человеком, глядя на их страдания. Так вот, в ваши руки это важное и близкое нашему сердцу дело. — Вперед благодарю вас за всё, что вы сделаете. —
Благодарю вас за последнее письмо.4 Сочувствую всей душой вашим волнениям и желаю вам счастия.
Ваш истинный и старый друг Л. Толстой.
30 июля.
Впервые опубликовано в ПТ, стр. 246—247. Год определяется упоминанием о письме в газеты (см. письмо № 29).
1 Копия неизвестна.
2 Письма эти неизвестны.
3 Толстой имеет в виду питомиц «Дома милосердия», устроенного для «несовершеннолетних девушек, имевших несчастье впасть в порок». А. А. Толстая состояла попечительницей этого «Дома».
4 Письмо неизвестно.
31. H. Н. Страхову.
1873 г. Августа 24. Я. П.
Вчера только вернулся из Самары и спешу отвечать вам, дорогой Николай Николаевич, на последнее письмо ваше, полученное еще в Самаре перед отъездом.1 Не знаю, как благодарить вас за ваши тяжелые, скучные труды над Войной и миром. Притом вы ничего не делаете слегка и кое-как, и я по письму вашему вижу, что это взяло у вас много времени. В Москве же я узнал, что вы уже всё переслали, кроме 4-го тома; стало быть, вы, кроме того, что трудились, еще спешили.2 Очень, очень благодарю вас. — Вы пишете, что ждете от меня теперь чего-нибудь в более строгом стиле — как мои попытки в Азбуке; а я, к стыду, должен признаться, что переправляю и отделываю теперь тот роман, про кот[орый] писал вам, и в самом легком, нестрогом стиле. Я хотел пошалить этим романом и теперь не могу не окончить его и боюсь, что он выйдет нехорош, т. е. вам не понравится. Буду ждать вашего суда, когда кончу; но хоть бы вы были тут или я в Петербурге, я не прочел бы вам. Вся наша огромная семья счастливо съездила и вернулась из Самары, набравшись физического и душевного здоровья. Про себя и говорить нечего: я здоров, как бык, и, как запертая мельница, набрал воды. Только бы бог дал в дело употребить набранные силы. Куда вы предпринимаете поездку? Уж не в нашу ли сторону? То-то бы была для меня радость. Не смею и мечтать об этом. —
Что ваше библиотекарство? Жалко, ужасно жалко, что вы опять пишете в газетах. Что делать! — видно бог по-своему делает, и никак не догадаешься зачем.
Искренно любящий вас
Л. Толстой.
24 августа.
Впервые опубликовано в книге «Лев Николаевич Толстой. Сборник статей и материалов», М. 1951, стр. 657. Год определяется на основании пометки Страхова на автографе: «24 авг. 1873 г.».
1 Толстой выехал из Самары 14 августа. Полученное перед отъездом письмо Страхова неизвестно.
2 Страхов получил экземпляр романа в конце июня (см. письмо № 27), так что вся работа была им проделана месяца за полтора.
32. А. А. Фету.
1873 г. Августа 24...25. Я. П.
22 мы благополучно приехали из Самары и сгораем желанием вас видеть. Спасибо, что не забываете нас. По-настоящему нет времени нынче писать вам; но так боюсь, чтобы вы не проехали мимо нас, что пишу хоть два слова. — Несмотря на засуху, убытки, неудобства, мы все, даже жена, довольны поездкой и еще больше довольны старой рамкой жизни и принимаемся за труды респективные. Наш поклон Марье Петровне и Оленьке.
Ваш Л. Толстой.
Впервые опубликовано в «Русском обозрении», 1890, № 8, стр. 453— 454. Год определяется первой фразой письма: всей семьей Толстые ездили в Самарскую губ. и вернулись оттуда 22 августа в 1873 г. Месяц и число «25 августа» проставлены на автографе рукой Фета.
33. Н. Н. Страхову.
1873 г. Сентября З... 4. Я. П.
Сейчас получил ответное письмо ваше,1 дорогой Николай Николаевич, и не знаю, как благодарить вас за вашу работу и ту, кот[орую] хотите еще делать. Делайте, что хотите, именно в смысле уничтожения всего, что вам покажется лишним, противуречивым, неясным.2 Даю вам это полномочие и благодарю за предпринимаемый труд, но, признаюсь, жалею. Мне кажется (я наверно заблуждаюсь), что там нет ничего лишнего. Мне много стоило это труда, поэтому я и жалею. Но вы, пожалуйста, марайте, и посмелее. Вам я верю вполне. Нынче я говорил жене, что одно из счастий, за кот[орое] я благодарен судьбе, это то, что есть Н[иколай] Н[иколаевич] Страхов. И не потому, что вы помогаете мне, а приятнее думать и писать, зная, что есть человек, кот[орый] хочет понять не то, что ему нравится, а все то, что хочется выразить тому, кто выражает. Вы мне так хорошо описали ваше место в библиотеке, что я вижу вас там и мечтаю о том, как этот солдат введет когда-нибудь меня к вам. Я очень рад за вас, что вы сидите на этом кресле и не принуждены писать в газеты. Нынче прелестный осенний день, я проездил весь день один на охоте и несколько раз вспоминал о вас — то о том, что знания есть плод всего мироздания на боковой ветке, то о Пушкине и вашем понимании его, и всякий раз мне досадно было думать, что вы журналист. И вот ваше письмо, кот[орое] меня очень, очень за вас порадовало.