Под словами Толстого о получении им «второго нумера «Руси» следует разуметь № 24 (от 25 апреля 1881 г.), в котором было помещено второе «Письмо о нигилизме».
47. А. А. Фету.
1881 г. Мая 12. Я. П.
Помню, когда получилъ ваше письмо, дорогой Афанасій Афанасьевичъ, какъ мнѣ удивительно показалось, что вы такъ далеко заглядываете, — 12 Мая. Показалось особенно странно, потому что въ этотъ же день я узналъ о смерти Достоевскаго.1 А вотъ и 12 мая, и мы живы. Пожалуйста, простите меня за мое молчаніе и не накажите меня и жену тѣмъ, чтобы отмѣнить вашъ пріѣздъ къ намъ. — Нашъ поклонъ Марьѣ Петровнѣ. Пожалуйста, не сердитесь на меня. Я очень заработался и очень постарѣлъ нынѣшній годъ; но не виноватъ въ перемѣнѣ моей привязанности къ вамъ.
Вашъ Л. Толстой.
Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Впервые опубликовано в кн. А. А. Фета «Мои воспоминания» II, М. 1890, стр. 382. Датируется на основании пометки А. А. Фета: «81 г. 12 мая» (12 переделано из 15) и упоминания Толстого о смерти Ф. М. Достоевского.
Письмо А. А. Фета, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
1 Федор Михайлович Достоевский умер 28 января 1881 г.
48. Н. Н. Страхову.
1881 г. Мая 26? Я. П.
Дорогой Николай Николаевичъ!
Вчера только получилъ и прочелъ ваши 3-ю и 4-ю статьи.1 Эти двѣ мнѣ очень понравились; но, простите меня, именно тѣмъ, что онѣ отрицаютъ первыя. Въ первой статьѣ вы поставили вопросъ такъ: среди благоустроеннаго, хорошаго общества явились какіе то злодѣи, 20 лѣтъ гонялись за добрымъ Царемъ и убили его. Что это за злодѣи? И вы выставляете всѣ недостатки этихъ злодѣевъ во 2-й статьѣ. — Но, по мнѣ, вопросъ поставленъ неправильно. Нѣтъ злодѣевъ, а была и есть борьба двухъ началъ, и, разбирая борьбу съ нравственной точки зрѣнія, можно только обсуживать, какая изъ двухъ сторонъ болѣе отклонялась отъ добра и истины; а забывать про борьбу нельзя. Забывать можетъ только тотъ, кто самъ въ борьбѣ. Но вы обсуживаете.
Другой упрекъ въ томъ, что для того, чтобы обсуживать, необходима твердая и ясная основа, съ высоты которой обсуживается предметъ. — Вы же выставляете основой «народъ». — Долженъ сказать, что въ послѣднее время слово это стало мнѣ также отвратительно, какъ слова: церковь, культура, прогрессъ и т. п. — Что такое народъ, народность, народное міровоззрѣніе? Это ничто иное, какъ мое мнѣніе съ прибавленіемъ моего предположенія о томъ, что это мое мнѣыіе раздѣляется большинствомъ русскихъ людей. — Аксаковъ,2 напримѣръ, наивно увѣренъ, что самодержавіе и православіе это идеалы народа. Онъ и не замѣчаетъ того, что самодержавіе извѣстнаго характера есть ничто иное, какъ извѣстная форма, совершенно внѣшняя, въ которой дѣйствительно въ недолгій промежутокъ времени жиль русскій народъ. Но какимъ образомъ форма, да еще скверная,3 да еще явно обличившая свою несостоятельность, можетъ быть идеаломъ, — это надо у него спросить. Какимъ образомъ внѣшняя религіозная форма Греко-російско-Іосифлянскихъ4 догматовъ вѣроисповѣданія и уже очень несостоятельная, и очень скверная можетъ быть идеаломъ — народа? Это надо у него спросить. Вѣдь это такъ глупо, что совѣстно возражать. Я буду утверждать, что я знаю Страхова и его идеалы, потому что знаю, что онъ ходить въ библіотеку каждый [день] и носить черную шляпу и сѣрое пальто. И что потому идеалы Страхова суть: хожденіе въ библіотеку и сѣрое пальто, и страховщина. Случайныя двѣ, самыя внѣшнія формы — самодержавіе и православіе, съ прибавленіемъ народности, к[оторая] уже ничего не значитъ, выставляются идеалами. Идеалы Страхова — хожденіе въ библіотеку, сѣрое пальто и страховщина. Сказать, я знаю народные идеалы, очень смѣло, но никому не запрещено. Это можно сказать, но надо сказать ясно и определенно, въ чемъ я полагаю, что они состоятъ, и высказать дѣйствительно нравственные идеалы, а не блины на масляницѣ или православіе, и не мурмолку или самодержавіе.
Ошибка вашей статьи почти таже. Вы осуждаете во имя идеаловъ народа и не высказываете ихъ вовсе въ первыхъ двухъ статьяхъ и высказываете неопределенно для другихъ (для меня ясно) въ послѣднихъ статьяхъ. Въ послѣднихъ статьяхъ вы судите съ высоты христіанской и тутъ народъ ни при чемъ. И эта одна точка зрѣнія, съ к[оторой] можно судить. Народъ ни при чемъ. Сошелся этотъ какой то народъ съ той точкой зрѣнія, к[оторую] я считаю истинной, — тѣмъ лучше; не сошелся, — тѣмъ хуже для народа. — И какъ только вы стали на эту точку зрѣнія, то выходитъ совсѣмъ обратное тому, что было въ прежнихъ статьяхъ. То были злодѣи; а то явились тѣ же злодѣи единственными людьми, вѣрующими — ошибочно,— но все таки единственными вѣрующими и жертвующими жизнью плотской для небеснаго, т. е. безконечнаго.