* 11. А. В. Дольнеру.
1891 г. Июля 12...21. Я. П.
Очень рад был получить от вас известие, дорогой Анатолий Константинович,1 и узнать о вас, о том, как вы живете и отчасти думаете. О журнале я хотел отвечать, да ответ должен был быть отрицательный, а за другими делами я и вовсе забыл ответить. По моему мнению, журналов всяких слишком много, и все они ни на что не нужны. Издавать же журнал есть страшная, развращающая работа, на кот[орую] нужно большую энергию, опытность и много денег. Дело же самое ни на что не нужно. Если люди имеют что сказать, то существует бесчисленное количество газет и журналов, к[оторые] не знают, чем наполнить свои столбцы. Пожалуйста, передайте это мое мнение Александру Ивановичу и попросите его извинить меня за то, что не отвечал ему.2
Мнение Озмидова3 о том, как почему-то не надо бороться, я знаю и не одобряю. — Человеку указан идеал добра — человек находит этот идеал в своем сердце, и истинная жизнь человека состоит в всё большем и большем приближении к этому идеалу. Инерция прошедшей жизни, страсти, слабости мешают человеку приблизиться к этому идеалу, так как же ему не бороться с привычками, страстями, слабостями?
Если под этим разумеется то, что человеку не надо бороться, не зная зачем, — что человеку не надо стараться работать в темноте, а надо стараться зажечь свет и тогда работать, что человеку надо не только бороться, но и просвещать себя, уяснять идеал, увеличивать свою любовь к нему; если так, то это справедливо.
Но борьба всегда будет: всегда, если человек движется вперед, будет состояние по отношению некоторых добродетелей, которые он приобретает, — падения, раскаяния, борьба. Без этих признаков не бывает движения вперед. У меня, по крайней мере, не бывало.
Не читайте, пожалуйста, логики. Глупее этой науки нет никакой.
Очень рад был узнать о вас, пишите чаще о себе. Пока прощайте.
Любящий вас.
Печатается по машинописной копии из AЧ. Датируется на основании письма Дольнера, на которое отвечает Толстой, и записи в Дневнике Толстого 22 июля о написанных им письмах (см. т. 52).
Анатолий Владиславович Дольнер (1867—1896) — воспитанник Академии художеств; в 1889 г. работал сельским учителем в Воронежской губ.; в 1890 г., уволенный по неблагонадежности, уехал в Одессу. См. тт. 64 и 65.
Ответ на письмо Дольнера от 10 июля (почт. шт.), в котором Дольнер, по просьбе организатора Общества трезвости в Одессе А. И. Ярышкина, спрашивал, получил ли Толстой письмо Ярышкина, уведомлявшего о постановлении совета одесского Общества трезвости издавать свой журнал. Кроме того, Дольнер спрашивал, советует ли Толстой издавать узко специальный журнал или помещать в нем посторонний для непосредственной цели общества материал, и просил содействия Толстого в хлопотах о разрешении журнала. В том же письме Дольнер рассказывал, что часто видится с Н. Л. Озмидовым. «Много приходится говорить с ним, — писал он. — Он как-то своеобразно смотрит на некоторые нравственные вопросы. Например, он говорит, что нравственное совершенствование должно совершаться как-то без борьбы, как это делают стоики, а как-то так, что родовые хотения подчиняют себе видовые, которые сами уничтожаются без борьбы, если они противны видовым хотениям».
1 Толстой ошибся в отчестве Дольнера.
2 А. И. Ярышкин. См. т. 64, стр. 237. Толстой имеет в виду его письмо от 10 мая (почт. шт.).
3 Николай Лукич Озмидов (1844—1908), знакомый Толстого, в продолжение ряда лет занимавшийся перепиской и распространением его запрещенных произведений. См. т. 63, стр. 310—311.
12. H. H. Ге (отцу).
1891 г. Июля 30. Я. П.
Очень рад был увидать милую Элпидифоровну1 и получить от нее живые вести о вас, дорогой друг старый Н[иколай] Н[иколаевич]. Вы меня не так поняли. Я не о студии и переделках в ней говорю, а о том, что мне страшно и жалко, что нынче завтра вы помрете и всё то, что вы передумали и перечувствовали в художеств[енных] образах об евангельской истории, останется не высказанным. И даже не то, что страшно и жалко; это не беда — я так-то и о себе думал — что будет не высказано. Если это нужно, то бог вложит это другому в душу и тот выскажет, но то, что мне кажется, что, высказывая это, вы радостнее будете жить, т. е. будете иметь более твердое сознание того, что вы делаете дело божие. Я разумею те картины, к[отор]ые вы начали рисовать тогда. Я это хотел сказать, но сейчас же отказываюсь, прибавляя, что все-таки вы лучше всякого другого знаете, что вам делать. Меня только пугает продолжительность работы больших картин и заставляет желать маленьких,2 то, что многое уже почти сделано, и сочинено, и задумано. —