* 187. М. К. Толстой.
1896 г. Ноября 27. Москва.
Получил твое письмо, милая Маня, и не могу не высказать тебе всё, что я думаю о твоем решении. Я не то что верю, а знаю, сознаю и чувствую всем существом своим, что брак — совершившееся соединение мужчины и женщины, от кот[орого] могут или могли произойти дети, — есть такой1 поступок, который навсегда связывает соединившихся людей. Разорвать эту связь так, чтобы соединение не представилось отвратительным, унизительным и ничем не искуп[имым] преступлением и грехом, можно только с заменой супружеских отношений дружеским сожитием, при кот[ором] оба супруга помогают друг другу в соблюдении целомудрия.
Брак есть такой акт, кот[орый] нельзя разделать и, начавши, бросить, как нельзя разделать начатое пахать поле, нельзя возвратить взодранных трав. Так и брак, раз он начат, надо доделать. А бросить будет в сто раз хуже. Главное, мне бы хотелось bring home2 тебе то, что то, что совершилось, не есть ничтожная ошибка, к[оторую] ты можешь поправить, а есть брошенно...
Печатается по автографу-черновику (без конца). Датируется на основании упоминания в Дневнике Толстого от 27 ноября 1896 г., где излагается содержание письма к М. К. Толстой. См. т. 53, стр. 122.
Мария Константиновна Толстая, рожд. Рачинская (1865—1900) — жена Сергея Львовича Толстого.
Ответ на несохранившееся в архиве Толстого письмо М. К. Толстой, в котором она извещала о своем окончательном решении разойтись с мужем.
1 Зачеркнуто: с одной стороны грех, с другой таинственный по своему значению акт.
2 Напомнить
* 188. А. Ф. Кони.
1896 г. Ноября 29. Москва.
Дорогой Анатолий Федорович,
Вчера послано в Сенат кассационное прошение Михаила Максимова, обвиняемого или, скорее, обвиненного уже в проповедании раскола. Максимова я знаю1 и, хотя личность его мало интересна, его все-таки жалко и хорошо бы помочь ему; адвокат же его говорит, что тут интересно и важно неправильное толкование выражения: проповедовать раскол, не имеющее в законе точного определения.
Кто-то из наших общих знакомых говорил мне, что вы помните обо мне и хотели побывать в Москве, где можем увидаться, чему я очень рад.
Дружески жму вам руку.
Лев Толстой.
29 ноября 1896.
На конверте: Москва, Анатолию Федоровичу Кони.
Печатается по фотокопии с автографа, находившегося у Е. И. Ильиной в Москве.
1 Михаил Максимович Максимов, крестьянин Калужской губ., осужденный окружным судом в Калуге 4 июля 1896 г. на четыре месяца тюрьмы за «хулу на церковь», находился в заключении в Калужской тюрьме. Из тюрьмы письмом от 8 июля просил Толстого похлопотать за него. На конверте этого письма Толстой отметил: «В Калужскую тюрьму послать 3 рубля через кого можно».
Толстой знал Максимова по письмам, которые Максимов писал с октября 1895 г. На всех пяти письмах Максимова — пометки Толстого: «Б[ез] о[твета]».
189. В. Г. Черткову от 2 декабря.
190. В. И. Икскуль фон Гильдебрандт.
1896 г. Декабря 4. Москва.
4 декабря.
Поздравляю вас с именинами.
Дорогая Варвара Ивановна,
Вчера я получил прилагаемое письмо1 и, получив его, вспомнил о том, что вы, как мне помнится, родня с Горемыкиным министром, а если с министром, то с Сибирским,2 и, главное, вспомнил про то, что добры не только ко мне, но и ко всем людям, и всегда готовы сделать доброе дело. Вот я и пишу вам, прося вас написать Горемыкину Сибирскому, чтобы он сделал что может, для облегчения судьбы этих удивительных, страдающих, но не могу сказать — несчастных молодых людей, п[отому] ч[то] не могу не завидовать им и не стыдиться тому, что я не на их месте. Пока же, и так как этого нет, не могу не стараться облегчить их испытание. Просить надо Горемыкина обо всем, чем больше, тем лучше, но об одном непременно просить, это о том, чтобы не искушать их — не требовать от них нарочно (как это делают) того, чего они по своей вере исполнить не могут, и накладывать на них новые и новые наказания — домучивая их до смерти. Мало того, что просить, простите мою смелость, я прошу вас просить — писать как можно скорее. Страшно думать, что может принести им каждый день. Один духобор уже замучен до смерти на Кавказе. Этих молодых людей я никогда не видал, и никто из наших близких никогда не видал, так что название, кот[орое] им дает Архангельский, совершенно произвольно и неправильно — мы с ними только ученики одного и того же учителя. Я знаю только некоторые письма Ольховика, кот[орые] посылаю вам.