1 О ком здесь идет речь, неизвестно.
2 Л. Н. Толстой, «Как читать евангелие и в чем его сущность?»
* 53. С. О. Красовскому.
1898 г. Февраля 25. Москва.
Сидор Осипович,
Я получил ваше письмо, и оно очень заинтересовало меня. Напишите мне, за что вы были сосланы и как вы виделись с ссыльными?
Про Середу и Ольховика я знаю, что они сосланы в Якутскую область на Алдан, на реке Ноторе, где они соединились с Егоровым, Псковской губ., который за христианский отказ также сослан, и с духоборами, 34 чел[овека], которые сосланы за то же исповедание Христова закона. За ту же вину ссылаются и еще духоборы и теперь находятся в пересыльн[ой] тюрьме с. Александровского, Иркут[ской] губ. Всё, что знаете про страждущих христиан, сообщите мне.
Лев Толстой.
Печатается по листу копировальной книги. Дата рукой T. Л. Толстой.
Сидор Осипович Красовский — крестьянин Киевской губ., в 1892 г. присужденный за переход в секту баптистов к четырем годам каторжных работ и затем отбывавший поселение в Якутской области. В письме без даты (со штемпелем «24 февраля 1898 г., Москва») сообщал сведения о П. В, Ольховике и К. Середе (см. письмо № 51).
54. Н. Я. Симоновичу.
1898 г, Февраля 25. Москва.
Дорогой Николай Яковлевич,
Я прочел ваше писание и хотя и согласен с общим смыслом его, я не понимаю некоторых мест, н[а]п[ример] об Адаме и Эве и Вавил[онском] столпотворении, о девственной плеве и пр.
Я вспомнил теперь, что получил ваши два письма, но не отвечал на них, п[отому] ч[то] автор их казался мне в слишком возбужденном состоянии и рядом с вещами, мне сочувственными и понятными, говорил вещи странные и непонятные.1
Теперь, увидав вас,2 поговорив с вами и прочтя это ваше воззвание, я пришел к заключению, что вы находитесь в том особенно возбужденном состоянии, в кот[ором] находятся люди, когда истина, долго скрытая, вдруг появляется. Я испытывал это чувство и потому позволю себе вам дать совет самому с собой пережить это чувство, сдерживая его и не высказывая, п[отому] ч[то] высказанные в этом возбужденном состоянии истины, совершенно несомненные для высказывающего, производят на людей другого мировоззрения не убеждающее, но противоположное действие. А это очень жалко, п[отому] ч[то] истины христианства так просты, трезвы, что сильнее всего, неотразимо действуют только тогда, когда переданы самым спокойным простым способом.
Поэтому и это писание ваше может подействовать на людей только отрицательно.
Христианство изменяет всё наше миросозерцание, и задача людей с измененным христианским миросозерцанием состоит не в том, чтобы выражать это самое миросозерцание — оно уже выражено Христом, — а в том, чтобы на основании этого миросозерцания вновь пересмотреть и исследовать все отношения людские: брачные, семейные, экономические, политические, воспитательные, трудовые, науку, искусство... И всё это должно быть делаемо не в возбужденном состоянии, а спокойно, обстоятельно, так, чтобы ясно показать несостоятельность прежнего языческого взгляда в каждом из этих отношений и необходимость нового взгляда на предмет и нового изучения. Вот это-то мы должны делать все по нашим силам.
Любящий вас Л. Т.
Печатается по листу копировальной книги. Впервые опубликовано в книге: И. Я. Симонович, «Золотая грамота», Тверь 1918, стр. 15—16. Дата на копии рукой T. Л. Толстой.
Николай Яковлевич Симонович (р. 1868) — бывший помещик Тверской губ. и уезда, отдавший землю крестьянам; автор ряда антимилитаристических статей; впоследствии бактериолог.
Ответ на письмо Симоновича от 20 февраля, в котором Симонович просил Толстого просмотреть его статью «Плоды франко-русского союза», приложенную к письму.
1 Письма Симоновича от 30 ноября и 19 декабря 1897 г.
2 О свидании Симоновича с Толстым сведений нет.
* 55. С. Н. Толстому.
1898 г. Февраля 25. Москва.
Я только что думал о том, что если нам не приходится видеться, то отчего бы нам не писать друг другу: грамоте мы обучены и 7 к[опеек] есть. А тут и получил твое письмо, ко[торому] был очень рад, только не известию о Верочке. Это наверно этот ужасный воняющий фонарь. Я помню, что не мог просто оставаться в комнате от жара, надышенного воздуха и копоти, а каково же в этом воздухе еще говорить. Она пишет, что ей гораздо лучше, а ты пишешь, что дурно. Дай бог, чтобы ее была правда. Таня непременно едет к вам. А я нет. Правда нельзя уехать, т. е. дурно бы было уехать. А как бы хотелось и у вас быть и вне Москвы. Мужику, разумеется, я ничего не мог сделать кроме неприятных для него разговоров. — Маша наша тоже всё хворает и очень слаба, но, по письмам судя, она не унывает и духом бодра, т. е. жива и старается как можно лучше переносить болезнь. И это меня радует. Также, уверен, и Верочка. Если выбирать, чтоб была здоровая, гладкая и глупая, как круговая овца, или больная, да умная, в настоящем, мужицком значении этого слова, то, разумеется, пусть лучше будет больная.