Иван Иванович Попов (1862—1942) в марте 1884 г. был арестован по делу Г. Лопатина, П. Ф. Якубовича (Л. Мелышина) и др. и в конце 1885 г. выслан в Забайкальскую область; был в ссылке по 1889 г. В 1894—1906 гг. редактировал иркутскую газету «Восточное обозрение». Автор несколькпх статей и воспоминаний о Толстом.
1 16 октября 1903 г. Попов был в Ясной Поляне; тогда и было получено это «разрешение».
335. М. С. Дудченко.
1903 г. Декабря 10. Я. П.
Очень рад был получить ваше письмо, дорогой Митрофан Семенович.
Я уже давно думаю о вас и о тех самых предметах, о которых вы пишете, самых важных в свете предметах. Я не только не изменил своего взгляда на необходимость удовлетворения самому своим самым первым потребностям, но живее, чем когда-нибудь, чувствую важность этого и свой грех неисполнения этого. Много было причин, отвлекших меня от этого исполнения, но не стану перечислять их, потому что главная причина — только моя слабость, мой грех. И потому получение вашего письма было для меня духовною радостью: обличение и напоминание. Одно меня утешает, это то, что, живя дурно, я не обманываю, не оправдываю себя и никогда не говорил себе, что я могу освободить себя от этого труда потому, что пишу книги, а всегда сознавал то, что вы говорите, — что как мне нужно прочесть хорошую книгу, так нужно и тому, кто будет за меня работать; и что точно так же, если я могу написать хорошую книгу, то есть сотни и тысячи людей, которые написали бы лучшие книги, если бы не были задавлены и забиты работой. Так что я не только не несогласен с вами, но сильнее, чем когда-либо, чувствуя свой грех и страдая от него, признаю первостепенную важность отрицания права пользоваться для себя вынужденным трудом другого человека.
Думая и слыша о вас от Евгения Ивановича,1 я сознавал всю тяжесть вашего положения и вместе с тем не переставал завидовать вам. Не унывайте, милый друг. «Претерпевый до конца спасен будет» относится именно к вашему положению.2 Думаю, что никакая суета не может помешать правильно мыслить (что я вижу по вашему письму). Мешает правильному мышлению только праздность и роскошь, и это я чувствую часто на себе. Как ни кажется странно и недобро то, что я, живущий в роскоши, позволяю себе советовать вам продолжать жить в нужде, я смело делаю это, потому что ни на минуту не могу усумниться в том, что ваша жизнь есть жизнь хорошая перед своей совестью, перед богом, и потому самая нужная и полезная людям; а что моя деятельность, как бы она ни казалась полезной некоторым людям, теряет, хочется думать, что не всё, но уже наверное самую большую долю своего значения, вследствие неисполнения самого главного признака искренности того, что я исповедую. На днях был у меня умный и религиозный американец Брайян3 и спрашивал у меня, почему я считаю необходимой ручную, простую работу. Я сказал ему почти то же, что вы пишете: что, во-первых, это признак искренности признания равенства людей; во-вторых, это сближает нас с большинством людей рабочих, от которых мы отгорожены стеной, если пользуемся их нуждой; в-третьих, это дает нам высшее благо спокойствия совести, которого нет и не может быть у искреннего человека, пользующегося услугами рабов. Так вот мой ответ на первый пункт вашего письма.
Теперь о втором, самом трудном — религиозном воспитании. В воспитании вообще, как в физическом, так и в умственном, я полагаю, что главное — не навязывать ничего насильно детям, а выжидать и отвечать на возникающие в них требования; тем более это нужно в главном предмете воспитания — в религиозном. Как бесполезно и вредно кормить ребенка, когда ему есть не хочется, или навязывать знания по предметам, которые его не интересуют и ему не нужны, так тем более вредно внушать детям какие-нибудь религиозные понятия, о которых они не спрашивают, и большей частью грубо формулировать их и нарушать этим то религиозное отношение к жизни, которое в это время, может быть, бессознательно возникает и устанавливается в ребенке.
Нужно, мне кажется, только отвечать, но отвечать с полной правдивостью на предлагаемые ребенком вопросы. Кажется, очень просто отвечать правдиво на религиозные вопросы ребенка, но в действительности это может сделать только тот, кто сам себе уже ответил правдиво на религиозные вопросы о боге, жизни, смерти, добре и зле, — те самые вопросы, которые дети всегда ставят очень ясно и определенно.
И вот тут-то и подтверждается то, что я всегда думаю о воспитании и что вы говорите в своем письме, — то, что сущность воспитания детей состоит в воспитании самого себя. Как ни странно это кажется, это воспитание самого себя есть самое могущественное орудие воздействия родителей на детей. И тот первый параграф, который усвоили себе ваши будущие соседки: «совершенствуйся» — есть самая высокая и, как ни странно это кажется, самая практическая — в смысле служения другим людям, воздействия на других людей — деятельность человека. Так же и в воспитании. Условия вашей суровой жизни, которые вы, наверно, не цените по их значению, самые выгодные для воспитания. Ваша жизнь серьезная, и дети видят и понимают это. Если же вы хотите от меня более определенные указания о том, что именно читать или давать в руки ребенку для религиозного воспитания, то я думаю, что надо не ограничиваться религиозными писаниями одного верования, у нас — христианского, а наравне с христианской учительной литературой пользоваться буддийской, браминской, конфуцианской, еврейской.