В копировальной книге № 5 в копии письма к М. А. фон Плецу сделана пометка,что письмо адресовано ему лично, а также губернатору Айгустову. Очевидно, написав фон Плецу, Толстой в тот же день узнал, что енисейским губернатором назначено новое лицо, и отправил губернатору второй экземпляр письма, изменив обращение (в копии AЧ: «Его превосходительству г. енисейскому губернатору. Милостивый государь»). См. письмо № 236.
* 236. А. П. Кузнецову.
1903 г. Сентября 6. Я. П.
Les amis de nos amis sont nos amis,1 уважаемый Александр Петрович, и потому я смело обращаюсь к вам с подтверждением просьбы, выраженной Иос[ифом] Конст[антиновичем].2 Я писал бывшему губернатору Плецу и пишу теперь новому, прося его назначить Агееву место ссылки такое, в кот[ором] он мог бы жить и кормиться с семьей, а не в каком-нибудь Туруханске. Я уверен, что вы сделаете, что можете, чтобы помочь ему, для себя, но не могу не прибавить, что я сочту за особенное одолжение мне всё, что вы сделаете для Агеева.
Главное, надо ходатайствовать у губернатора, от решения кот[орого] зависит жизнь или погибель этой семьи, чтобы его не загнали в тундры, а поселили где-нибудь в Минусинске и т. п.
С искренним уважением и симпатией к вам
благодарный вам Лев Толстой.
6 сект. 1903.
Печатается по копировальной книге № 5, лл. 261—262.
Александр Петрович Кузнецов (1847—1913) — сибирский золотопромышленник. Жил в Красноярске. Пользовался большим влиянием в среде губернской администрации.
1 [Друзья наших друзей — наши друзья,]
2 Иосиф Константинович Дитерихс был близко знаком с А. П. Кузнецовым и останавливался у него проездом в 1903 г.
А. П. Кузнецов телеграфировал Толстому 27 сентября: «Агеев назначен Болохтинскую волость Ачинского уезда. Местность хорошая. Все, что можно сделать в его пользу, постараюсь».
237. В. Г. Черткову от 6—7 сентября.
* 238. Ильмари Каламниусу (Ilmari Calamnius).
1903 г. Сентября 7. Я. П.
Вы не понимаете того, что значит слово бог, и упоминание этого слова всегда раздражает вас. Из этого вы заключаете, что «пора человечеству перестать говорить о боге, которого никто не понимает».
То, что вас раздражает употребление слова, значение которого вы не понимаете, очень естественно. Это всегда так бывает. Вывод же ваш о том, что никто не понимает того, что есть бог, п[отому] ч[то] вы этого не понимаете, по меньшей мере, странен. То, что всегда всё человечество употребляло это слово, нуждаясь в этом понятии, должно бы было навести вас на мысль, что виновато не человечество, а вы — тем, что не понимаете того, что понимает всё человечество или огромное большинство, и что поэтому вам надо не советовать человечеству перестать говорить о боге, а самому постараться понять то, чего вы не понимаете.
Каждый человек, так же, как и вы, не может не сознавать себя частью чего-то бесконечного. Вот это-то бесконечное, которого человек сознает себя частью, и есть бог. Для людей непросвещенных, к которым принадлежит огромное большинство так называемых ученых, не понимающих ничего, кроме материи, бог будет бесконечная в пространстве и времени материя. И такое представление о боге будет очень нелепо, но все-таки у них будет свой, хотя и нелепый, но все-таки бог. Для людей же просвещенных, понимающих, что начало и сущность жизни не в материи, а в духе, бог будет то бесконечное неограниченное существо, которое он сознает в себе в ограниченных временем и пространством пределах.
И такого бога сознавало и признавало, и признает, и будет признавать человечество всегда, если только оно не обратится в скотское состояние.
Лев Толстой.
7 сент. 1903.
Печатается по копировальной книге № 5, лл. 267—208.
Ответ на письмо Ильмари Калампиуса из Финляндии (Улеаборгская губ.) от 5 сентября н. ст. 1903 г.
* 239. И. М. Кищенкову.
1903 г. Сентября 7. Я. П.
Ивану Кищенкову.
Стихотворения ваши «Дурак» и «Больная душа» по мысли совсем хороши, но по исполнению слабы, и едва ли их напечатают в каком-либо журнале. Но для очищения своей совести я пошлю их в некоторые издания. В стихотворении «Больная душа» нехорошо то, что неверие в бога поставлено на второе место. Оно должно быть первым, п[отому] ч[то] от него все другие пятна.1 Последний стих этого стихотворения очень слаб.
Вообще, если вы чувствуете потребность высказывать свои мысли и чувства, то не лучше ли вам делать это прозой.