Л. Толстой.
Есть ли у вас Круг Чтения? Я думаю, что ежедневное чтение его может быть вам приятно и полезно.
P. S. Хочется приписать еще вот что:
Имейте в виду, что устроить себе в нашем мире жизнь вполне разумно христианскую едва ли, даже наверное невозможно. Возможно только всё большее и большее приближение к такой жизни, к[отор]ое вы и начали, изменив свои привычки, и к[отор]ое предстоит вам в продолжение всей вашей жизни и в к[отор]ом вы постоянно будете находить всё большее и большее благо.
Л. Т.
Печатается по копировальной книге № 7, лл. 222, 223 и 225.
Ответ на письмо Юрия Третьякова, ученика восьмого класса гимназии, от 1 января 1907 г. из г. Устюжны Новгородской губ. Третьяков писал о влиянии на него религиозно-нравственных взглядов Толстого и о своем намерении оставить гимназию, не окончив ее. Об этом письме есть упоминание в Записной книжке Толстого 9 января (см. т. 56, стр. 178).
8. В. Г. Черткову от 10 января.
* 9. Л. Шницеру, С. Корольчуку и Р. Ильницкому.
1907 г. Января 10. Я. П.
Ответ на поставленный вами вопрос вы найдете в прилагаемой брошюре, насколько я для себя умел ответить на него.1 Мне ответ этот представляется вполне ясным и удовлетворительным. Очень рад буду, если тоже будет и для вас.
Лев Толстой.
10 ян. 1907.
Печатается по копировальной книге № 7, л. 220.
Ответ на письмо трех юношей: Льва Шницера, Степана Корольчука и Романа Ильницкого (адрес Шницера) из Одессы от 4 января 1907 г. (почт. шт.) с просьбой ответить на вопрос: «Зачем мы живем?»
1 Послана книга: Л. Н. Толстой, «Для чего мы живем?». Мысли о смысле жизни. Собрал В. Г. Чертков, изд. «Посредник», М. 1906.
* 10. В. и О. Явейн, Г. и Л. Морским.
1907 г. Января 10. Я. П.
Вы спрашиваете, верю ли я в существование загробной жизни и в бессмертие души. Оба вопроса так неточно поставлены, что отвечать на них невозможно. Жизнь, как мы понимаем жизнь, есть только здесь и не может быть загробной; душа человеческая точно так же есть только явление здешней жизни и потому не может быть бессмертна. Бессмертно только то духовное начало, которое составляет сущность и основу всего, что есть, и которое мы чувствуем в самих себе. Духовное начало это мы называем богом. Если мы сливаем с ним свое существование, что совершается тем, что мы исполняем требования этого начала (бога), сознаваемого в самих себе, то не может быть и речи об уничтожении того, что соединено с этим началом — едино с ним. Вот мой ответ на ваш вопрос. Более подробное разъяснение вы найдете в брошюрах: «Мысли о боге», «Для чего мы живем?» и в «Круге Чтения».
Лев Толстой.
10 янв. 1907.
Печатается по копировальной книге № 7, л. 224. Написано рукой A. Л. Толстой, подпись и дата собственноручные.
Ответ на письмо четырех корреспондентов из Петербурга: Б. Явейн, О. Явейн, Г. Морского и Л. Морского от 7 января 1907 г.
11. Е. И. Попову.
1907 г. Января 11. Я. П.
На днях думал и говорил про вас, милый Евг[ений] Ив[анович]. И вот ваше длинное и, как всегда, серьезное письмо, живо изобразившее мне ваше душевное состояние. Понимаю те ошибки ваши, о к[оторых] вы пишете, но удивляюсь, каким образом вы в этих ошибках, как будто умышленно обходя решение вопроса, не пришли к нему. Заблуждение всех нас, не воспитанных религиозно людей, одно и то же: сначала жизнь для себя, для своих похотей, своего тела, потом, как поправка к этому, жизнь для блага (опять телесного блага) людей и потом обращение к внешнему (вне себя) богу и опять неудовлетворение и разочарование. А между тем теперь мне дело жизни представляется столь очевидным, простым, что удивляешься (теперь), как мог так долго ходить около, не видя его. Жить — значит: желая блага, двигаться вперед куда-то (невольное представление времени). Сначала естественно блага этого (дети) желать себе, своему телу и вытекающим из него похотям, потом, когда видишь тщету, неудовлетворенность и неизбежность конца — смерть, ищешь спасения в расширении предмета, к[отор]ому желаешь блага (любовь подсказывает), и является служение людям. Потом ясно, что если земное счастье одного Л[ьва] Н[иколаевича] гроша не стоит, то так же мало стоит счастье миллиардов Львов Ник[олаевич]ей, и тогда пробуешь, нельзя ли любить того, кто источник, начало всех этих существ. Но любить того, кого не знаешь и к кому не чувствуешь влечения, нельзя. И выходит, что жить незачем, а надо доживать, пока живется. А между прочим, как просто. На первой же ступени, когда понял, что любить свое тело и улучшать его и удовлетворять его желания — тщетно и глупо, надо было не бросать себя, а только понять себя, — кто настоящее я. И, поняв это, перенести всю ту любовь, какую испытывал к телесному я, на это — духовное, и весь труд, все усилия, к[оторые] клал на улучшение этого я и на удовлетворение его желаний, положить на улучшение духовного я — освобождения его от всего скрывающего его, на удовлетворение его желаний, и вместо разочарования получается всё большее и большее очарование, и не очарование, а спокойствие, твердость и радость. И та смерть, к[оторая] была ужасом, становится желаемым пределом. Для телесного человека старость, угашение похоти, страстей, даже чувств, считаемых хорошими, есть уничтожение самых основ счастия, смерть же есть ужасный конец всего. Для духовного человека старость есть помощь в его работе, есть освобождение от всего, затемнявшего его сознания, и смерть есть то самое, к чему он стремится — соединение с тем началом, к[отор]ое он сознает в себе.