4 Татьяна Андреевна Берс. См. прим. 9 к письму № 1.
1864
10.
1864 г. Апрель 22—23. Пирогово.
22.10 час.
Пріѣхали мы отлично, ничто не рвалось, не ломалось, и Саша1 остался доволенъ сидњньемъ. Въ Пироговѣ2 прежде, чѣмъ въ домъ, вошли на конный дворъ и мнѣ такъ грустно стало — страсть! глядя на конюшни, прежде полныя тысячными лошадьми и теперь пустыя или заставленныя одрами. — Я 4 года не былъ въ Пироговѣ, и ужасно грустно послѣ всего прежняго изобилія и богатства видѣть мерзость запустѣнія и среди запустѣнія городской домикъ съ убитыми щебнемъ передъ окнами дорожками. Домъ оказался нетопленъ, и мы пошли (мы, я перезябъ, особенно на козлахъ) пошли к прикащику, к[отор]ый есть удивительно жалкой и смѣшной dummer Junge,3 какъ я и объявилъ Келлеру.4 Въ хозяйствѣ Сережи5 мнѣ дѣлать нечего, хотя я чувствую, что и одной внушительной болтовней съ Старостой и Прикащикомъ я не безполезенъ. Сейчасъ сдѣлалъ ошибку. Загнали скотину крестьянскую, и одинъ мужикъ самовольно увелъ, я его напугалъ, и онъ пришелъ просить прощенья за это и онъ безъ носа и потому очень жалокъ, и я его простилъ, не штрафъ, но наказанье. И теперь раскаиваюсь. Саша съ Келлеромъ пошли на тягу, а я сижу съ попомъ, который говоритъ, что мужикъ этотъ потерялъ носъ, ходя къ аристократкамъ. Ѣсть намъ очень хотѣлось, но мы напились чаю, и Сережка6 намъ варитъ курицу. —
23 Апрѣля 41/2 часа. Я проснулся въ 4, не смотря на то, что легъ въ 12-мъ часу, и сейчасъ перебудилъ всѣхъ, велѣлъ ставить самоваръ и закладывать лошадей. — Домикъ точно картонная игрушечка и прекрасно устроенъ до малѣйшихъ подробностей; но былъ такъ холоденъ, что мы обѣдали, или ужинали скорѣе, въ кухнѣ. Я все болталъ съ попомъ, а Сережка тутъ же, подлѣ насъ на плитѣ готовилъ кушанье.
Послѣ ужина я прошелъ въ подробности по всему дому и узналъ вещи Сережины (разный мелочи), которыхъ я не видалъ давно, которыя знаю 25 лѣтъ, когда мы оба были дѣтьми, и ужасно мнѣ стало грустно, какъ будто я его потерялъ навсегда. И оно почти такъ. Они спали наверху вмѣстѣ, а я внизу, должно быть, на томъ диванѣ, на которомъ Таня за ширмами держала его.7 И эта вся поэтическая и грустная исторія живо представилась мнѣ. Оба хорошіе люди, и оба красивые и добрые; старѣющій и чуть не ребенокъ, и оба теперь несчастливы; а я понимаю, что это воспоминаніе этой ночи — одни въ пустомъ и хорошенькомъ домѣ — останется у нихъ обоихъ самымъ поэтическимъ воспоминаніемъ, и потому что оба были милы, особенно Сережа. Вообще мнѣ стало грустно на этомъ же диванѣ и объ нихъ, <и> о Сережѣ, особенно глядя на ящичекъ съ красками, — тутъ въ комнатѣ, — изъ к[отор]аго онъ красилъ, когда ему было 13 лѣтъ; онъ былъ хорошенькой, веселой, открытый мальчикъ, рисовалъ и все, бывало, пѣлъ разныя пѣсни, не переставая. А теперь его, того Сережи, какъ будто нѣтъ.
Потомъ у меня въ ухѣ шумѣло и стало грустно о тебѣ (о Сережѣ меньшомъ я еще не жалѣю), и нашелъ страхъ, что я тебя оставилъ; потомъ заснулъ и видѣлъ во снѣ разныя лица изъ моего романа.8 — Ѣдемъ мы далѣе на Машинькиныхъ9 лошадяхъ, а Келлеръ въ телѣгѣ на моихъ съ пчельникомъ, к[отор]ый не приходилъ отъ того, что у него 3-го дня умеръ зять. Обѣщалъ мнѣ еще пчельникъ съ собой привесть (и съ Келеромъ) бабу кухарку. Боюсь, Келеръ бы не обидѣлся. Еще нанялъ мужика, Кондратья,10 жившаго у Сережи и разочтеннаго Прикащикомъ, именно съ той цѣлью, чтобы отдать его Сережѣ, когда онъ вернется. А по показаніямъ Келлера, Сережа имъ дорожитъ.
Хозяйственныя дѣла у Сережи и Маши, сколько можно видѣть при поверхностномъ обзорѣ, не дурны, и даже столяръ-прикащикъ не такъ дуренъ, какъ показалось сначала. — Вотъ что, пожалуйста, ты безъ меня не попускайся, какъ тебя въ это втягиваетъ Таня, a дѣйствуй, какъ бывало въ эти дни, когда ты сходишь къ Мышкѣ11 и играешь на фортепіянахъ и только Сережа отрываетъ тебя. (Ежели Сережа будетъ нездоровъ, пришли ко мнѣ сейчасъ нарочнаго.) Я прошу не сидѣть, а ходить, для того что иначе (я имѣю дерзость думать) тебѣ будетъ грустнѣе безъ меня.12 — Еще я буду писать тебѣ каждый день, какъ нынче, — все, хоть съ собой привезу, также и ты пиши, пожалуйста; но не посылай по почтѣ, не дойдетъ; а въ субботу вечеромъ вышли Якова,13 ежели онъ придетъ и будетъ человѣкъ для уборки остальныхъ лошадей, то вышли Якова, съ лошадьми (подкованными) въ Лапотково,14 пускай онъ тамъ переночуетъ и Воскресенье ѣдетъ шажкомъ въ Сергіевское15 и тамъ тоже переночуетъ, ежели мы не пріѣдемъ въ этотъ день. Онъ привезетъ мнѣ твое письмо. Въ Лапотковѣ пускай онъ скажется на станціи, а въ Серьговскомъ пускай стоитъ у Черемушкина.16 Овса можетъ взять съ собой верхомъ 2 мѣры и что недостанетъ купитъ. Дорка17 ужъ вѣрно вамъ измѣнила. Ежели она не уѣхала, внушите Петру Федорову,18 что веревки, къ которой она привязана, или цѣпь онъ не долженъ отпускать ни на одну секунду. Прощайте, цѣлую ручки тетинекъ.19