В письме А. К. Чертковой от 15 ноября, приложенном к письму Черткова, она пишет Толстому, отвечая на его ласковые строки, относящиеся к ней: «Дорогой наш, родной Лев Николаевич, как меня тронули ваши сердечные строки — и сказать не могу. Могла ли я думать, что вас огорчает мое молчание... А ведь сколько paз хотелось мне писать вам, и какая-то робость все сдерживала меня... Еще хочу сказать, что вы напрасно, право, думаете, будто я могла «обидеться» на то, что вы мне долго не отвечали... Я еще в Петербурге просила В. Г. передать вам по поводу этого, что и не ждала даже от вас письма,... так как Павел Иванович мне на словах передал то, о чем вы с ним говорили по поводу нашей женитьбы... В. Г. привез мне от вас начало вашего письма ко мне, ваши мысли о жизни и смерти и о переходе от личной жизни к вечной, мировой. Мысли эти так близки мне и так много помогли мне, что я особенно дорожу этими листками. Я не то, что читала их, а как-то впитывала, вливала в себя их содержимое. И как это всё просто!.. Мне так много хочется писать вам, что не знаю, напишу ли что-нибудь. А так как — что у кого болит, тот о том и говорит, то и я напишу о том, что ближе всего меня касается теперь, в чем я затрудняюсь и смущаюсь. А это — наша совместная жизнь втроем, т. е. с матерью Димы. — До вчерашнего дня я себя чувствовала как в гостях вблизи нее, хотя и отношения скорей хорошие, но теплоты, искренности между нами мало. Отсутствие непосредственности во мне мешает мне отнестись к ней так, как чувствую, следовало бы. Искусственных же усилий над собой не могу, не в силах употреблять, мне противно всё, что хотя немного смахивает на лицемерие. Мало во мне христианской общительности — вот беда! а между тем я глубоко верю в силу всепобеждающей любви... Вчера вечером мы много и откровенно с ней говорили. Это в первый раз, — дай бог, чтобы не последний. Несмотря на то, что предмет разговора был очень тяжелый (она обвиняла Диму в отсутствии любви к ней и сама высказала много раздражения против него), но всё же к концу как-то смягчилась и успокоилась, и я почувствовала, что мы стали ближе... Я убедилась, что вся ее самоуверенная, холодная осанка только маска и что она самая жалкая, беспомощная женщина, несмотря на свою веру, которая ей ровно ничего не дает... Вообще она произвела на меня вчера впечатление слепой и, во всяком случае, несчастной... О себе хочется сказать, что мне хорошо. Дима меня любит больше, чем я думала. Прочла его письмо к вам, он меня всё хвалит, а я не буду хвалить его. Он думает лучше обо мне, чем я есть. А его вы знаете, — какой он»...
В небольшом письме Черткова от 28 ноября, тоже с припиской от его жены, он сообщает, между прочим, что они много работают для «Посредника» и думают пробыть в Лизиновке еще недели две.
1 Толстые переехали в Москву в 1886 г. 21 ноября.
2 О «Календаре с пословицами» и драме «Власть тьмы» см. прим. 2 и 3 к п. № 122 от 14 ноября 1886 г.
3 О каком именно рассказе H.H. Иванова (см. прим. 7 к п. № 104 от 3 апреля 1886 г.) говорит здесь Толстой, установить нельзя. В письме Иванова к Черткову зa ноябрь он называет несколько вновь написанных им рассказов.