Мнѣ очень стало жалко васъ, что васъ такъ тревожатъ.1 Повторю то, что я себѣ всегда говорю и кому то писалъ, что въ виду этихъ предстоящихъ или наступившихъ уже нападковъ, гоненій, надо одно и главное не безпокоиться, не измѣнять своей привычной жизни и въ столкновеніяхъ съ людьми, гонящими, не думать, что это есть случайный эпизодъ, отъ к[отораго] желательно поскорѣе избавиться, чтобы продолжать жить спокойно, а напротивъ, смотрѣть на этотъ самый эпизодъ, какъ на одно изъ самыхъ важныхъ явленій жизни, которое надо прожить наилучшимъ образомъ, т. е. на это употребить всю энергію любви. —
Пошу дорогого цѣлуйте отъ меня, Ваню и Матв[ѣя] Н[иколаевича].3 — Ругинъ4 разскажетъ вамъ про насъ. До слѣдующаго письма. Цѣлую васъ.
Печатается впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: «Я. П. 29 окт. № 233». Письмо это, как видно из ответного письма Черткова, послано с В. К. Дитерихсом. В Дневнике Толстого имеется указание, что В. К. Дитерихс уехал из Ясной поляны 28 октября, повидимому, утром, но в действительности Дитерихс уехал 30 октября (см. прим. к письму № 237). Надо думать, что письмо это написано накануне отъезда В. К. Дитерихса 29 или 28 октября 1889 года.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 21 октября 1889 года, посланное ему с В. К. Дитерихсом. В этом письме Чертков писал: «Письмо это вам передаст Галин брат, Володя, у него явилось большое не только желание, но прямо потребность повидаться с вами, и мы не решились отговаривать его от поездки к вам, так как общение с вами на пользу каждому искреннему человеку; а ему, как любимому брату нашему, мы особенно желали бы такой помощи в области духовной его жизни. Я уже писал про него, что, вернувшись из кругосветного путешествия, он прожил неделю с нами в Лизиновке и совсем сошелся с нами. С тех пор он побыл в Петербурге со своими родителями. У матери его в это время был нервный удар (не имеющий, впрочем, никакой связи по отношению к нам). Оба они очень мучаются вообще нашим образом жизни и в особенности тем, что мы не крестим наших детей. Под впечатлением страданий душевных своих родителей Володя вернулся к нам совсем в другом настроении по отношению к нашему образу мысли и в особенности действия, так как в принципе он в душе не может не соглашаться с нами; но не может примириться с применением некоторых наших убеждений на практике и думает, что из-за отвлеченной идеи (например, некрещения детей) мы жертвуем христианской любовью к родителям, которых заставляем страдать понапрасну. Он так это всё принимает к сердцу, с такой неотступной настойчивостью уговаривает нас окрестить нашего ребенка, что, когда мы не можем согласиться с его настояниями и уверяем его, что для нас это вопрос совести, которую мы не в состоянии пересилить, то он почти с ожесточением утверждает, что это не совесть, а гордость, самомнение, упрямство, эгоизм. Дело усложняется тем, что, как он вам расскажет, на нас, повидимому, приближается гонение со стороны правительства, что окончательно ужасает Галиных родителей и еще больше возбуждает Володю против нас, т. е. он считает, что мы навлекаем это на себя из-за пустяков. Из этого выходит, что пребывание его у нас вместо счастья приносит нам всем одно только страдание. Он всё больше раздражается и ожесточается против всего нашего образа жизни и говорит жестокие слова и огорчает Галю, свою же любимую сестру, которая так еще слаба и хвора, что наступления эти с его стороны вызывают у нее мучительные невралгии головы и бессонные ночи. Всё это тем грустнее, что при первом свидании мы с ним так сошлись, что предвиделась возможность того, что Володя послужит примирительным звеном между нами и Галиными родителями, у которых за последние годы накопилось много недоразумений и недовольства против нас, что отчуждает их от Гали, которая от этого очень страдала. Надежда на примирительное влияние Володи, которому родители доверяют, пропадает при теперешнем его враждебном отношении к нашему образу жизни. Володя собирался теперь же уехать от нас именно в таком настроении. Но вдруг вчера вечером он, уже простившись с нами на ночь, вернулся к нам и сказал, что недоразумение между им и нами так его гнетет, так он не может разобраться во всем этом, что ему хочется съездить к вам, чтобы при вашей помощи постараться выяснить себе то, что его так мучает в нас. Вам он очень доверяет; с взглядами вашими (религиозными) он почти вполне согласен, насколько он их знает (хотя он мало читал вас), и потому мы не сомневаемся в том, что свидание это будет на пользу ему. Вы, следовательно, можете себе представить, как мы рады тому, что вместо того, чтобы окончательно разойтись с нами, он почувствовал потребность повидаться с вами. Если бы только он понял нас, то он много помог бы уменьшить страдания родителей в течение предстоящего, быть может, скоро испытания для них в связи с правительственным преследованием».